Не нам и не здесь обсуждать Марксову диссертацию. Лучше обратить внимание на те особенности языка Маркса, которые биограф называет «спекулятивными ухищрениями гегелевской философии». Посредством этих приемов, по свидетельству Меринга, удалось диссертанту вывести из эпикуреизма то, чего ни
Ссылаясь на замечание биографа, мы можем отметить также следующее. Перетолковав Эпикура в таком смысле, как ему хотелось, Маркс установил прецедент для способа существования своего грядущего учения.
Значительное количество высказываний взаимопротивоположных, самопротиворечивых и попросту не соответствующих действительности находим мы на страницах научного, публицистического и эпистолярного наследия двух великих мыслителей и вождей. Что до теоретической части их наследия, то там число противоречий и тавтологий может соперничать только с числом высказываний бездоказательных и безответственных[7].
Однако, любые попытки всяческих «злопыхателей» сокрушить марксизм терпели и терпят провал. Любая критика марксизма, основанная на его внутренних противоречиях – между одинаково важными утверждениями, между началом теории и ее завершением, между теорией и практикой,
Самые справедливые указания на противоречия и неувязки – сколько их ни насчитать,
Со всей ответственностью за сказанное, автор этих строк солидаризируется с В.И. Лениным, по определению которого диалектика – это душа марксизма.
Пишущий эти строки перелистывает «Капитал» и находит свои стародавние – первого прочтения – пометки на полях. Понятие общественно-необходимое рабочее время» автор определяет как время, которое требуется для изготовления продукта «при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда». По этому поводу мы тогда заметили на полях, что среднее» нельзя понимать арифметически, что он имел в виду некую величину, взвешенную по всему множеству производителей данного вида продукта… и еще много в том же духе.
Это писал «марксист» самому себе. Может, и дельное замечание – а может, и нет. Кто знает наверняка, что «он имел в виду»? Если на тысяче страниц книги не нашлось места для не вызывающей сомнений и вопросов дефиниции фундаментального понятия всей теории, не разумнее ли предположить, что он и не имел в виду чего-то большего, чем написано? То есть, что он считал свою дефиницию достаточной и самоочевидной?
Задержимся на этом примере. Указанное определение Маркса не находили удовлетворительным ученые-экономисты и посерьезнее вашего покорного слуги, например В.В.Новожилов. И что они в этом случае делали? То же самое. Они начинали искать приемлемое для себя толкование написанного Марксом. Возникает дилемма: либо за написанным плоским определением должна скрываться некая глубина, внешне не ощущаемая, либо идея Маркса и вправду малосодержательна.
Не к тому мы задели эти скучные материи, чтобы разбираться сейчас с экономическими понятиями у Маркса. Совсем на другое хотим мы обратить внимание нашего читателя. На то именно явление, что читающий Маркса подчас сам пытается восполнить недостающую глубину его построений. Мы, его читатели, сами, притом добровольно и в охотку, делаем работу, которой вправе были бы ожидать от него.
Почему