Из «Записок»

Проведу я своей высохшей рукой по лицу и мысленно переберу все прекрасные сны своей молодости. Вспомню, как когда-то в детстве, играя в царя, я повел свое войско на войну и в той войне разбил у соседей окно, а потом меня дома так немилосердно били, что мои рыдания, вероятно, слышны были даже во Франции. Ох, детство, много я буду вспоминать о нем перед смертью, так как это единственное время, когда мне легко было стать даже царем. Скипетр – ветка бузины, корона – старый отцовский позолоченный колпак (главное, чтобы на голове было что-нибудь позолоченное), а народ – целая стая индюков и индюшек, самый лойяльный народ на свете! Бывало, пройду я мимо них и свистну, а они думают, что я бог знает какую умную речь сказал, и громогласно восхищенно кричат: «Пуй… пуй… пуй… пуй… пуй!»

Счастливое время!

Потом вспомнится мне, как я первый раз влюбился в черные глаза. Попытайтесь влюбиться в черные глаза, и вы увидите, какие чудные вам будут сниться сны!

А когда я обо всем вспомню, когда переберу в памяти всю свою короткую жизнь, погаснет на моих губах та усмешка, с которой я всегда встречал вас, вас, друзья мои; мои глаза угаснут с последним взглядом, которым я пересчитаю вас, собравшихся возле моей постели. Я не спрошу вас, жалеете ли вы меня, а вы не смейте плакать. И тогда, тогда уже, как говорится в старой песне:

Встречу я свое… и скажу вам:
„Ох, люди, спокойной ночи!"

И ничего больше. В конце предложения ставится точка. Предложение – это определенный порядок слов, в котором выражена какая-то мысль. В конце жизни ставится точка. Жизнь – это определенный порядок деяний, в которых выражена какая-то мысль. Элементарные истины, которые всем известны. Но, боже, сколько раз я слышал определенный порядок слов, в котором не содержалось никакой мысли, и все же это называлось предложением. А сколько раз приходилось мне видеть определенный порядок деяний, в которых не было и проблеска мысли, и все же это считалось жизнью.

Итак, точка!

– Нет, я еще должен исповедаться, таков уж порядок.

Я не задолжал налог ни за полгода, не признавался в любви ни одной вдове, ни разу в жизни не делал никому зла. Признаюсь, писал рассказы, но всегда невинные. Клянусь, в своих рассказах я никого не убил, да и зачем убивать, – даже если это был бы второстепенный персонаж моего рассказа, все равно убийство есть убийство; ни в одном своем рассказе никого не отравил, да и зачем подавать людям такие идеи. Посещал соборную церковь с тех пор, как перекрасили старый алтарь, и городскую управу с тех пор, как перекрасили старый закон о свободе печати; помогал всем просветительным учреждениям, а именно: школам, театрам и пожаревацкой тюрьме. Чего же вы еще от меня хотите? Если я умираю, то умираю безгрешным.

Но прошу вас, если будете воздвигать мне памятник, не позволяйте, чтобы на нем писали стихи; признаюсь, я и сам за свою жизнь написал немало плохих стихов на надгробных памятниках, и нехорошо будет, если вы мне и мертвому будете за это мстить.

Лучше напишите на камне так:

Прохожий, этот маленький гражданин, который лежит здесь, просит тебя узнать у господина Туромана, профессора университета, что означает латинская фраза: «De mortius nihil nisi bene!»[24]

1888. г.

В Пожаревце