– Э, да ты действительно пьян! – с удовлетворением констатировал милиционер и скрылся в дежурной комнате. Вскоре меня пригласили туда и предложили подписать протокол. Прочитав, что я был задержан в нетрезвом состоянии и своим видом «оскорблял жителей Киева», я категорически отказался это сделать. Тут в дежурку зашел подполковник милиции, и все почтительно встали. Судя по реакции, он был начальником отделения. Поэтому я обратился лично к нему:
– Товарищ подполковник! За что меня привезли в отделение? Я что, валялся на улице, приставал к прохожим или устроил драку? О каком оскорблении Киева идет речь?
Но тот лишь мимоходом взглянул в мою сторону и, отдав распоряжение, удалился. Сразу же после этого милиционеры, как по команде, окружили меня, а низенький квадратный сержант с лицом без намека даже на знание алфавита стал явно примеряться к моему подбородку. Я отметил его огромные кулаки и постоянно поворачивался к нему боком, чтобы зимний воротник пальто не позволил ему нанести точный зубодробительный удар. Увидев происходящие маневры, сидевший за стойкой дежурный устало посоветовал:
– Слушай, парень, подпиши и не рыпайся! Все равно ведь тебя заставят!
Понимая, что сейчас меня могут реально поколотить без свидетелей, я гордо заявил, что подчиняюсь насилию. Но когда мне сунули протокол, оставил в нем какую-то закорючку, не имеющую ничего общего с личной подписью. Удовлетворенные стражи порядка тут же успокоились и почти доброжелательно выдворили меня из околотка, при этом посоветовав прийти в отделение на следующий день. Оказавшись в незнакомом темном дворе, я вдруг увидел подполковника, который, громко хлопнув дверью, сел в подъехавшую черную «Волгу». Опьяненный не только коньяком, но и свободой, я уперся в капот и перегородил дорогу, потребовав, чтобы меня отвезли, откуда взяли. Резко газанув, «Волга» рванула назад, и я от неожиданности рухнул в сугроб. Объехав возникшее препятствие, машина, взвизгнув тормозами, выехала со двора. Мне же пришлось самому искать дорогу в гостиницу. Пройдя через высокую арку, я вышел на улицу и вскочил в подошедший ярко освещенный пустой трамвай. Сел на сиденье и тут же заснул – выпитый за вечер «коктейль» все же дал о себе знать!
Проснулся от толчка в плечо:
– Приехали. Конечная.
Открыв глаза, увидел, как водитель прошел по салону и закрыл за собой дверь кабины. Спросонья выскочил из теплого трамвая, который тут же развернулся по кругу и, позванивая и мигая огнями, стал быстро удаляться в ночную мглу. Я же оказался ночью совершенно один на какой-то остановке в черном зимнем лесу за городом. После трамвая особенно остро почувствовал крепкий мороз. Положение было критическим. Реально замаячило возвращение по шпалам в неизвестном направлении и на неизвестное расстояние. Осмотревшись, увидел, что вдали, за заснеженным полем виднеется освещенное здание. Как прошел по снежной целине, не запомнил, но, выбравшись на дорогу, увидел, что возле здания стоит автобус. В него садились какие-то мрачные и молчаливые люди. Подошел к передней дверце и объяснил водителю свою ситуацию. Услышав, что я побывал в милиции, он очень эмоционально выразился по ее адресу и пригласил меня в салон. Вскоре заполненный автобус куда-то поехал. Оказалось, что он развозил рабочих после смены, которая закончилась на каком-то загородном заводе глубокой ночью. Стоя у лобового окна, я пытался сориентироваться, но автобус ехал по неизвестным мне лесным дорогам и городским окраинам. Неожиданно он остановился у освещенного подъезда, и я увидел… гостиницу «Славутич», в которой мы жили с Ильей. Только тогда понял, как мне повезло!
Зайдя в гостиничный номер, увидел пустые бутылки и остатки закуски на столе. На полу спал в пальто один из наших киевских друзей. Моя кровать была не занята, и я с облегчением рухнул в объятия Морфея. Утром все одновременно проснулись от холода и зимнего тумана, проникшего через распахнутое окно в наш номер. Осмотрев комнату, Илья констатировал:
– У нас как на зимнем побережье Атлантического океана – холодно, туман и пахнет селедкой!
Естественно, в тот день о какой-либо работе не могло быть и речи. Мы приходили в себя после знакомства с местными корифеями, а я еще и после знакомства с блюстителями порядка. Вечером меня пригласили в Оперный театр, где я пытался смотреть балет «Лесная песня», но остаточное похмелье не позволило по достоинству оценить постановку поэтического шедевра Леси Украинки. Запомнились лишь галерка под потолком, топот кордебалета, а также красочная шаль и утонченная красота моей подруги.
Весь день и вечер размышлял, что делать, и в итоге решил никуда не идти. Тем более, в какое отделение милиции меня привезли, я так и не узнал и был уверен, что без точного адреса меня вряд ли найдут.