Из жизни Дмитрия Сулина

Как выяснилось, практически невозможно любить одну женщину всю жизнь. Эмпирическим путем я пришел к выводу, что накал страстей, наблюдаемый в начальный момент, с годами убывает в геометрической прогрессии: Я понял, что институт брака — это клетка, в которой дряхлеет некогда свободное и красивое животное, называемое Любовью. Понял и содрогнулся.

Алиса, жена моя, еще не безразлична мне, еще волнуют меня ее формы, но это лишь жалкие отголоски того Смерча, что обрушился на нас в начале пути.

А был ли Смерч?

В полном сознании я приближаюсь к тому дню, когда ложь зальет наши отношения клейкой массой и мы будем барахтаться в ней, точно мухи.

Но не это пугает меня. Меня пугает собственная покорность, с которой я следую за событиями. В принципе можно попробовать все сначала, сорок лет — не старость. Но никакого желания действовать. Наоборот: я крепко держусь за семейный плот, боясь остаться один в житейском море. Внешне я — благополучный семьянин.

Благополучие — вот крест, который я должен нести до конца дней моих.

Есть от чего прийти в отчаяние. Но природа справедлива. Отбирая, она дарит, даря — отбирает. Взамен талантов и силы воли я получил драгоценную способность жить иллюзиями. Мои иллюзии всегда со мной, и я не расстаюсь с ними, как улитка со своим домиком. В придуманном мире я прихожу в себя и зализываю ссадины. Что мне упреки начальства, если через пять минут я могу стать кумиром болельщиков или скользить в яхте вдоль Лазурного берега. Достаточно увидеть в окне трамвая девичье лицо, чтобы я до мельчайших подробностей представил, как сложились бы наши отношения, какие дети родились бы у нас и что говорили бы мы друг другу, уходя на работу. В придуманном мире счастье возможно в любой момент.

Телевизор кормит мое воображение. Я плавал с Хейердалом, покорял Гиндукуш, рыбачил на Новых Гебридах и любил на Гавайях. Иногда фантазии уводят меня так далеко, что я долго не могу найти дорогу назад, а возвращаясь, не узнаю собственной квартиры. Реальный мир крепко держит меня звоном посуды, плачем ребенка, упреками жены и зарплатой. Будильник зорко стережет границу снов. Тяжко жить в двух мирах одновременно, но еще тяжелей лишиться одного из них.

Боюсь ли я смерти? Безусловно.

Вид покойника вселяет в меня мистический страх, и долго еще я испытываю дрожь, оставаясь один. Мне чудится, что в темном углу вздыхает, не сводя с меня пустых глазниц, худая женщина в простых чулках и сером платке на голом черепе. Если бы только знать, что яма, куда опускают ящик, — еще не конец, что вместе с твоим последним вздохом где-то во Вселенной раздается крик новорожденного и этот новорожденный — ты сам. Если бы знать…

Хотя бы малейшая надежда.

Но оттуда ни звука. И мне не по себе.

Почему я так дорожу жизнью?

Нет великой задачи, которую я спешил бы выполнить, просыпаясь в страхе, что не успею.

Нет женщины, которую было бы больно терять. Ребенок, маленькое солнце, согревает меня, но это не все. Тогда что же?

Это было весной, я шел по улице. Голубое небо, полное света и солнца, звенело тончайшим стеклом. Южные ветры несли запах свежеразрезанного арбуза. Снегоуборочная машина с ревом двигалась по тротуару впереди меня, струя грязного мартовского снега вырывалась из ее пасти. И вдруг я увидел, что это не струя.

Смуглые нагие мальчики, беззвучно смеясь, летели по воздуху и растворялись в голубом пространстве. Я был одним из них.

Веер безмятежного детства раскрывался передо мной. Этот мир жил во мне со всеми подробностями, запахами, звуками. Красная расческа без двух зубьев, которой отец причесывал венчик седых волос вокруг пятнистой лысины, распахнутая дверца духовки, капля пота на шее матери, звон трамвая, темный с розовым ногтем палец точильщика, похожий на пупса в коричневой пеленке…

В тот мартовский день я понял, что навсегда остался ребенком, который пытается вести себя, как взрослый.

С самого рождения я играю Роли, похожие одна на другую и не приносящие мне удовлетворения. Примерный ученик, Примерный студент, Примерный семьянин. Что дальше? Что еще примерного подсунет мне Судьба?

Впрочем, пусть будет так, ибо другие Роли мне уже не под силу.

А ведь я неглупый человек. Меня посещают мысли, от которых захватывает дух. Иногда я поражаю сослуживцев своими высказываниями. Пусть редко, но поражаю. Я был бы неплохим дипломатом. Я бы мог писать блестящие рецензии и ставить фильмы, выступать с лекциями и проектировать города. Мои потенциальные возможности, я это чувствую, очень велики.

Увы, я не состоялся.

Но я никого не виню. Я имею то, что заслужил. Всю жизнь я молил небеса отпустить мне порцию решительности и мужества, но мне было отказано. И я превратился в страуса, прячущего голову в песок. То, что не вижу, — не страшно.

К сожалению, страшно.

Я завидую своей жене и ее друзьям. Какая четкая жизненная программа! Какое стремление к материальным благам! Иметь то, что имеют другие, и не хуже — вот их заповедь и основа душевного равновесия. Вещи — их боги, магазины — их храмы.

Я, втянутый в эти гонки, покорно бегу за женой, а финиша не видно.