Из жизни императрицы Цыси

Другие полулегендарные записи рассказывают о кипарисе, который рос во дворе князя Чуня и якобы сулил его владельцу корону. Узнав об этом, Цыси притворилась, будто ей нужно хорошее дерево для дворцовых балок, и велела срубить кипарис. Но когда он свалился, из него неожиданно выползло множество змей. Перепуганная Цыси тотчас уехала и несколько дней не появлялась на аудиенциях. Князь Чунь тоже слег от страха, а впоследствии, возможно, был отравлен вдовствующей императрицей.

Свою сестру, княгиню Чунь, Цыси использовала только для того, чтобы с помощью ее подлинного или мнимого сына удержаться у власти, а на самом деле гносилась к ней хуже, чем, например, к сестре Ли Гяньина, так называемой Большой барышне, которой она даже разрешала сидеть в своем присутствии. Княгиня не могла этого снести и при любом удобном случае сказывалась больной, чтобы не ходить во дворец. Иногда между сестрами «вспыхивали ссоры; во время одной из них Цыси сказала княгине Чунь: „Тебе надо поучиться церемониям!“, а та, взбешенная, ответила: „Хотя в дворцовых церемониях я понимаю меньше тебя, я все-таки настоящая княгиня“. Этим она намекнула, что Цыси была наложницей, а не женой императора Сяньфэна. Разъяренная Цыси удалила сестру из дворца. Княгиня вернулась домой, заболела нервным расстройством и вскоре умерла». Как видим, князь и княгиня Чунь не зря беспокоились, когда их отпрыска назначили императором.

Между тем в некоторых западных работах это произвольное назначение преподносится сочувственно, лишь как свидетельство храбрости Цыси. «Желая удержать престол за своей семьей, — пишет, например, Брандт, — она со свойственною ей энергиею немедленно приняла решительные меры: не дожидаясь окончания прений о престолонаследии, она отправилась к зятю, взяла у него мальчика и перенесла его во дворец, где он был провозглашен императором». Кольдр с гораздо большим основанием трактует выбор Гуансюя наследником как своеобразный переворот, но оговаривает: «В противоположность предыдущему, этот государственный переворот совершился без всякого кровопролития», хотя справедливости ради следовало бы добавить, что так произошло не из-за мягкосердечия Цыси, а из-за того, что к тому времени она уже обладала большой силой.

К сожалению, эти сочувственные оттенки (правда, в сочетании с иными) проникли и в некоторые русские работы: «Несколько евнухов бегут во дворец принца Чуэна за царственным младенцем, которого приносят в тронную залу при звуке труб, литавр и пушечной пальбы. Обе императрицы стоят по сторонам трона, на который усаживают испуганного, плачущего ребенка... Этот дворцовый переворот, совершенный умелою рукою, доказывает находчивость и смелость императрицы. Он предоставляет ей фактическую власть еще на четырнадцать лет».

Вот последнее замечание, констатирующее, сколько времени осталось монарху до свадьбы и самостоятельности, очень метко; вместе с первым, ироническим абзацем оно раскрывает подлинный смысл очередного шага Цыеи.

ОТРАВЛЕННЫЕ ПИРОЖНЫЕ

Итак, Цыси вновь стала регентшей — на этот раз уже не при сыне, а при племяннике. Но перед ней оставалось еще одно препятствие, которое давным-давно мешало ей: вдовствующая императрица Цыань, главная жена покойного Сяньфэна. Не исключена возможность, что Цыси хотела убить ее еще в конце 60-х годов, поэтому она и послала Ань Дэхая на юг, для связи с могущественными наместниками, но тогда ничего не получилось. Более того, Цыань участвовала в казни Ань Дэхая, затем выбрала невесту императору Тунчжи (в то время как кандидатура, предложенная самой Цыси, была фактически отвергнута), причем невестой этой оказалась строптивая Алутэ. Цыань, видимо, знала о любовной связи Цыси с Ли Ляньином и даже обвинила ее в непристойном возвышении этого «евнуха». Вероятно, она была осведомлена и об аналогичной роли Жун Лу и постаралась убрать его от сорегентши. Все это год от года усиливало неприязнь Цыси к Цыань, хотя та вела себя на редкость гуманно для китайского двора.

Главная же причина неприязни упоминалась выше: тайный указ, оставленный Сяньфэном жене и дающий ей право казнить Цыси, если она узурпирует власть. Сюй Сяотянь считает, что Цыси почти с самого начала знала об этом указе — иначе она злодействовала бы еще смелее. По-другому изображает ту же ситуацию Чжоу Тяньбэй: Цыси узнает об опасном указе от Ань Дэхая и несколько раз меняется в лице — то от страха, то от гнева, то от радости. Она рада тому, что указ хранится не у князя Гуна, а у Цыань, которая отдаст ей все, что угодно.