Из жизни ёлупней

А девушки рассказали, что и урелы их полюбили, и хотели доказать это, но не совсем традиционным способом, и вели себя не так по-джентльменски, как мафиози, да ещё и по мордам надавали. За отказ.

В общем, купили в Омске арбуз, чтобы испытать наконец определитель нитратов, и поехали дальше.

XXXVII

Мы планировали закончить нашу эпопею сочинением Димы Гоголева на тему «Два мира – два детства», но оно нами, ёлупнями, кажется, утрачено, и так получается, что

ПОКА ВСЁ.

Октябрь – декабрь 1989 г.,

Томск

Часть вторая

Никакого вопче спокою

и никаких правилов нет.

А. Блок (из «Записных

книжек», 26 мая 1917 года)

АДЗИН

Из эмалированных ли кастрюль едите и пьёте вы теперь, Инесса Мурузина, выученица демонстратора пластических поз Стёпы Тихоненко, сумасшедшая богиня философии с большой мягкой грудью, жирным, висящим животом, влажной обильной промежностью, горячей кожей шеи и щёк, – и вы, гном-альбинос-трубач Мойша Белорусов, не давшие мне, пьяному, осенью 88-го года выброситься в окно? Из эмалированных ли? Я не помню ваших губ и вашего бреда. Всё, кажется, позади – и спирт ваш вылейте во многочисленные сопредельные отверстия, за неимением хрустального графинчика восемнадцатого века из коллекции вашей ни в чём не повинной старенькой мамы-профессора. Плодитесь и размножайтесь, дети мои! Надеюсь, мы с вами не встретимся в одном ковчеге.

ЦВАЙ

Газукина рассказала про неких своих знакомых Семёновых, чету философов-лицедеев, живущих в хрущёвском доме с сами знаете какой толщины стенами. И вот за этой стеной, тоньше конского волоса, обитает сосед, которого супруги прозвали Оргазмом – за слишком бурное вокальное обрамление финалов коитусов.

Стену, за которой свирепствует Оргазм, супруги всячески звукоизолировали: прибили пенопластовые плиты, повесили настоящий персидский ковёр…

Однажды ночью Оргазм бурно обрамлял вокалом окончания, не давая Семёновым беседовать о возможностях сценического воплощения хайдеггеровских категорий Времени и Бытия, а под утро стал бродить по своим апартаментам и громко провозглашать, что он уже ни во что, ну ни во что не верит уже. Супруги, лишённые покоя и включённые в иную реальность, стали сопереживать Оргазму и так же громко спросили: «Даже в коммунизм?» На что соседушка их гомерически расхохотался из-за стены. Потом всё стихло, но газукинские знакомые долго не могли в это поверить, отпаивая друг друга каплями слёз…

А ещё Оргазм сильно любит песню «Горная лаванда» и каждый день её заводит в исполнении электрофона, ну просто непрерывно. Так что супруги сами приобрели проигрыватель и глушат теперь Оргазма органными концертами Баха, предварительно уходя из дома и поставив регулятор повторов на «бесконечность».

А вот наш знакомый, Виктор «Панк» Шестаков, историк во всех смыслах этого слова, тоже любит эту «Лаванду», но по-другому: он включает пластинку-сорокапятку на 33 и одну треть оборота, снимает штаны и демонстрирует муки человека, какающего круто. «Лаа-ава-а-анд-а-а», –помогает ему басом София Ротару.

Так оттягиваются держатели талонов на чай, сахар, вино, мыло, стиральный порошок и крупу в заснеженном городе Томске.

ТРУА

I

Мне снился Бог. Он был бесформенным светом.

Его ангелы мерцали.

Затем Он сгустился в изображение, и стало не так интересно.

Но – дальше! – Бог со своими ангелами решил заселить Землю,

которая приняла вид библиотеки им. Пушкина.

Но увы! – планета осталась пустынной,

ибо Бог, превратившись в капитана Жеглова,

не смог въехать в двери библиотеки на белом коне и даже разбил голову о притолоку.

Я проснулся от собственного пьяного смеха.

II

Мне снилось, что я гуляю

по весеннему Ленинграду

и дышу его гниловатым воздухом.

Я фланирую и дохожу до Дворцовой набережной,

где, облокотившись о перила, упиваюсь бессмертным детищем Фальконе.

Но тут моё безмятежье разрушают гулкие шаги.

Я поворачиваю голову и вижу малохудожественный памятник Лукичу

из дрянного гранита.

Он приближается к Всаднику и каменной, сжимающей кепку, рукой

сшибает Его Величество с коня.

Медленно, поскольку каменное тело почти не сгибается, влезает на Его место…

Тут во всём городе воцаряется странная тишина,

и в этой полной тишине

позолоченные яйца коня со звоном падают –

и медленно удаляются…

ЧЕТЫРЕ

Не пойму, чем заболел, – но насморк, и в голове шумит, хотя температуры сейчас нет, а вчера поздно вечером была всего 37.

Вчера же, стоя, я, уже заболевающий, а Филимонов, как всегда, с похмелья, на Лагерном саду, ожидая транспорта на Южную (ибо надо было и после обеда поработать перед выходом в астрал), выразили мы обоюдоострое прискорбие в связи с неописанностью ещё многих моментов нашей жизни, так что мы подчеркнули необходимость продолжения этой гуманной миссии, ибо кто же, если не мы, – о нас, драгоценных?