Из жизни карамели

Пропал я не за хрен собачий… кошачий… буйволиный… –

внутренне содрогнулся Рыба-Молот, не в силах отмахнуться от кошмарных рож. Их очертания и плотность, между тем, кардинально изменились: теперь это был всего лишь дым – то ли сигаретный, то ли пиротехнический. Дымные, но по-прежнему оскаленные пасти легко проникли в глаза и ноздри Рыбы-Молота, заползли в рот, в ушные раковины. И…

…растворились где-то в глубинах организма.

Или – в глубинах некрепкого Рыбьего мозга, где до сих пор складировались кулинарные рецепты, наброски ненаписанной книги «Из жизни карамели и не только», таблицы мер и весов для сыпучих продуктов, тоска по Кошкиной, тоска по Юдифи… тьфу ты, холера! – по Рахили Исааковне; ноты к песне «Ля бисиклетте», всевозможные рингтоны во главе с самым главным – про Изящную Птицу, смыслоуловители и бластеры отроков, созвездие Волосы Вероники, заляпанное чернилами и майонезом, помет дзэн-чайки Джонатан Ливингстон. И много чего еще – ненужного, неважного, несудьбоносного, карликового, лилипутского…

Кстати, о лилипутах.

Проклятый Николаша, что за дрянь он выпустил из себя и впихнул в Рыбу?

– А-а! – тихо произнес Рыба-Молот. – Это что? Это как?

– Это водка, – пояснил Николаша. – И мы ее пьем. Пьем или нет?

«Пьем, пьем, пьем!» – хором проскандировали зловредные волки и оборотни, полностью завладевшие тушкой Рыбы.

– Пьем! – в унисон духам подпел Рыба, поражаясь собственному безволию.

– Нажремся вусмерть?

– Легко!..

Для того чтобы нажраться «вусмерть», двух бутылок было явно недостаточно. И, когда они кончились, Рыба побежал к «зови меня Наташей, не ошибешься» за очередной порцией спиртного. «Зови меня Наташей, не ошибешься» встретила Рыбу как старинного друга: нагрузила водкой и очередной порцией слухов о происходящем в Кремле, Белом доме, Пентагоне, на мысе Канаверал и на Даунинг-стрит. Пояснила значение слова «мандалэйла» (оно оказалось банальным производным от слова «манда»). А на смиренную просьбу показать ноги отреагировала вполне адекватно: вышла из-за прилавка и слегка приподняла синий форменный халат. Как и предполагал Рыба, ноги оказались кривыми, щиколотки тонкими, а икры – легкоатлетическими.

– Ну как? – поинтересовалась произведенным эффектом продавщица.

– Блеск!

– Ты с Николашей гуляешь, культурная столица?

– Точно. С ним.

– Смотри там, поосторожнее…

– В смысле?

– Он – человек непростой.

– И что это значит?

– Непростой – значит непростой.

– Да знаю… Депутат он.

– Депутат… Депутат – дело пятое.

– А четвертое с третьим?

– Говорят, шаманствует он… – «Зови меня Наташей, не ошибешься» понизила голос. – По настроению может такого нагнать… Век не расхлебаешь!

– Не верю я во все эти мистические штучки, – соврал Рыба.

– Ну, не веришь, так не верь. Мое дело – предупредить…

…Все последующие события (точнее было бы назвать их бесчинствами) Рыба-Молот помнил смутно. Кажется, он нарядился в облысевшую напольную шкуру и, рыча, бродил по квартире. Николаша при этом без продыху бил в шаманский бубен, размахивал колотушкой и выкрикивал что-то нечленораздельное. Затем они поменялись ролями, и теперь уже в бубен бил Рыба-Молот. А Николаша изображал из себя тотемное животное – то ли медведя, то ли росомаху. И странное дело – ничтожная, траченная молью и временем шкура, стоило прикоснуться к ней Николаше, моментально видоизменилась. Теперь это был полноценный мех – блестящий, свеженький, переливающийся самыми разнообразными волшебными оттенками. За одно прикосновение к нему гламур обеих столиц поубивал бы друг друга, повыдрал бы все волосы и сломал все ногти конкурентам. Когда же Николаше надоело ходить в шкуре и он сбросил ее на пол, та приняла свой обычный, затрапезный и занюханный вид.

– Шаман, ёптить! – возопил Рыба-Молот, падая ниц перед депутатом Городской думы. – Как есть шаман! Волшебник Изумрудного города!..

– Вот только про Изумрудный город не надо, – помрачнел Николаша. – Давай все выбросим отсюда на хрен!

– Что именно?

– Все!

– Заметано! А куда будем выбрасывать?

– В окно, куда же еще?

Первыми в окно полетели рекламные проспекты, агитационные материалы, микроволновка и импровизированный мини-бар. Затем настала очередь стульев, тахты, деталей стенки и холодильника. Вошедший в раж Рыба чуть не выпихнул вместе с наивным «Днепром» самого Николашу: в самый последний момент тот удержался за резинку, висевшую на дверце.

Потом они синхронно мочились, стоя на подоконнике и определяя попутно, у кого длиннее струя. Длиннее, намного длиннее оказалась у Николаши – и в этой, поистине невероятной длине снова проступило его шаманство.

– Давление тридцать атмосфер, как в пожарном брандспойте, – горделиво заметил Николаша.

– А в брандспойте тридцать атмосфер? – удивился Рыба. – Мне казалось, что меньше.

– В любой момент могу увеличить до тридцати. И даже до сорока. При дальности полета сто километров. Нет, двести! Нет, триста шестьдесят пять!

– А до полюса достанешь?

– Запросто.

– А… до Луны?

– Все может быть.

– А до звезды Шедар в созвездии Кассиопея?

– Это еще что за хрень?