Когда Свену-Улофу было двадцать три года, он обручился с одной женщиной старше себя. Улле был тридцать один год, они обменялись кольцами в Венеции, пообещав друг другу, что через десять лет снова навестят это место, неважно, будут они к тому времени парой или нет. Но никакой повторной поездки не было. Было изнасилование в подвале, возле прачечной, когда Свен-Улоф ненадолго уехал. Психически больной сосед, допрос в полиции, незалеченная травма.
В те дни что-то умерло, и родилось нечто другое.
– Приятного аппетита.
Оса улыбнулась и повернулась к дочери.
– Как хорошо, что ты выздоровела.
Свен-Улоф Понтен думал об Улле, которая могла бы стать Уллой Понтен, если бы ее не изнасиловал сосед, впавший в бредовое расстройство.
Свен-Улоф надеялся, что сейчас с Уллой все в порядке. Она переехала на север, и, насколько он знал, жила сама по себе и могла позволить себе посылать людей к черту. Благой дар, который не каждому дается.
Да, ему хотелось, чтобы у его прежних подружек все было хорошо. По крайней мере у тех, что бывали добры к нему. Некоторые предавали его – у этих пускай бы было похуже. Но в конечном итоге ему хотелось, чтобы и к ним жизнь была добра.
– Вы правда думаете, что я выздоровела? – спросила вдруг Алиса.
– Ты же дома, – ответила Оса.
– С тобой все в порядке. – Свен-Улоф отложил нож и вилку.
Неужели они не могут просто помолчать?
Он пытается думать, пытается во всем разобраться, но им непременно надо молоть языками.
Свен-Улоф закрыл глаза, собрался.
Иногда злость вонзалась в него, как осиное жало. Или как когда ушибешь палец ноги о порог или ударишься головой об угол шкафчика. Он сжал кулаки, стараясь дышать глубоко.
– Почему я должна тебя слушать? – В голосе Алисы было то равнодушие, которое он так тяжело переносил.
Успокойся.
Он вспомнил дочь грудным младенцем.
Маленький сверток лежал у него в руках, и у этого сверточка был только он, Свен-Улоф. Она улыбалась, когда он улыбался ей. Она смеялась, когда он щекотал ей животик. Отражения любви.
Помогло.
– Я понимаю, через что ты прошла, – заговорил Свен-Улоф. – Ты думаешь о самоубийстве – я тоже думал, в твоем возрасте. Некоторые люди рано начинают задумываться о том, как устроена жизнь. Ты очень умна. Когда мне было шесть лет, я плакал при мысли, что мне будет семь лет и я стану старым. В семь лет жизнь заканчивалась, потому что начинается школа, играм конец. В пятнадцать лет я нюхал клей, я отверг Бога, а когда понял, что ошибся, было уже почти поздно. Но исцелиться никогда не поздно, Алиса. Никогда.
Он посмотрел на дочь.
Верь мне.
Но Свен-Улоф видел, что дочь ему не верит.
– Не слушай Луве и его терапевтов. С тобой все в порядке. Ты здорова. Точка. Просто поверь, что ты здорова. Вера – последнее, что тебя оставит, ты должна принять ее в свое сердце.
– Да, Алиса, надо верить, – поддакнула Оса. – Слушай, что папа говорит.
Молчи, Оса, подумал он.
Не порть разговор.
– Ты что, считаешь нас дураками? – спросил он, стараясь сдержать волнение. Потерять самообладание – признак слабости. Ударился пальцем о порог – стисни зубы и страдай молча.
– Да, и в первую очередь тебя, – сказала дочь и в первый раз с тех пор, как он привез ее домой, взглянула ему в глаза. – Папа, ты больной человек.
Ее взгляд был как нож.
Острее и больнее того, что она сказала.
Потому что она сказала правду.
Крупный мужик, похожий на Рольфа Лассгорда
Остров Дьявола
В середине XIX века на острове Стура Эссинген отбывали наказание приговоренные к принудительным работам. Заключенных – их называли “подлежащие исправлению” – возили туда из Лонгхольменской тюрьмы, на острове они дробили брусчатку, которой потом мостили улицы Стокгольма. Ездить на остров посмотреть на “подлежащих исправлению”, на их кирки и потные торсы сделалось народным развлечением, а Стура Эссинген прозвали островом Дьявола. Сейчас его зовут Стуран, но иные старожилы острова по-прежнему называют его Дьяволов. К их числу принадлежал и отец Кевина.
“
Цитата была из “Мотылька” со Стивом Маккуином в главной роли, Дастин Хоффман играл его сокамерника Луи Дегу, а когда Кевин удостоверился, что йойо в кармане куртки, ему вспомнилось, что один из видов йойо называется диаболо.
Время еще только подходило к семи утра, и на улице стояла темень. Кевин намеревался добраться до управления не через Вестербрун, а по разводному мосту в Лильехольмене. Небольшой крюк, чтобы заехать в родительский дом на Стура Эссинген – и он прибудет в управление задолго до начала рабочего дня.