Мастер уставился на Макарку черными глазами, с минуту глядел прямо в лицо ему, потом проговорил:
– - Мальшик ошень плох. Он слябый…
– - Ничего, он выносливый; в нужде жил. У него отец фабричный был, да помер.
Мастер взял Макарку за подбородок, открыл рот и поглядел ему в зубы. Потом отнял руку и проговорил:
– - Карашо, пишите, Николай Борисов.
– - Покорнейше вас благодарю! -- поклонилась опять Матрена мастеру и подвела Макарку к столу конторщика.
Конторщик, кудрявый, с бойкими глазами, взглянул на Макарку, открыл книгу и спросил:
– - Как звать?
Макарка ответил.
– - Пачпорт.
Макарка вынул из кармана поддевки свое свидетельство и подал конторщику.
– - Ступайте.
Матрена и Макарка вышли снова за ворота.
– - Ну, приняли, слава богу, -- заявила Матрена.
– - Слава богу! -- согласился и Павел.
– - Теперь пойдемте -- спрыски сделаем. Вы подождите маленько, я сейчас выйду -- в трактир сходим.
Матрена ушла и вернулась минут через десять. Она была в свежем платье, драповой кофте и новом платке на голове. В этом наряде она казалась миловидней.
– - Ну, пойдемте.
Они пошли какими-то переулками, пока не вышли на перекресток с огромным, дикого цвета зданием. Здесь и был трактир. Поднялись по лестнице, вошли в огромную темную залу, уставленную столами и стульями. Ящик с трубами был гораздо больше, чем у них в городе, и половые все в белом.
– - Чайку прикажете? -- подскочил один к ним.
– - Три пары, -- сказала Матрена.
VI
Когда напились чаю, Павел распростился с Матреной и крестником и пошел к себе, а Макарку Матрена повела с собой.
– - Знала я твоего отца хорошо, -- говорила Матрена дорогой. -- Больно он плох был, ни в чем ему не задавалось. Как только он на свете жил! Тебе его жалко?
– - Жалко.
– - Жалеть всех нужно и поминать почаще. Покойнику молитва -- одно утешение.
– - Я поминаю.
– - Молитв-то много знаешь?
– - Три молитвы.
– - Надо больше знать, весь начал… Ты читать-то умеешь?
– - Нет.
– - Как же так? Без грамоты человек, как без глаз. Надо учиться. Я вот женщина, да и то знаю, и бога благодарю. Через грамоту я знаю, как святые отцы жили, как преподобные жены себя спасали, и мне легко. Я в миру без опаски живу… И сестры твои не знают?
– - Нет.
– - Слепые. В слепоте и сгибнут. Вот, говорят, на фабриках скоро училища будут. Смотри учись тогда…
– - Только бы допустили.
– - А что, на фабрике трудно работать? -- спросил немного спустя Макарка.
– - Будешь стараться -- не трудно. Тут все машины.
– - И ты за машиной?
– - И я… за самоткацким.
– - А давно ты работаешь?
– - Давно, с малолетства. Сперва в моталках, а там присучать выучилась и за станок стала.
– - А как это присучают?
– - А вот увидишь, когда фабрика пойдет.
Матрена сначала провела его в мужскую спальню. Эта спальня была много тесней, чем у крестного, но народу в ней тоже было немного; на нарах между постелей фабричных пестрели пустые места. При входе их с первых нар поднялся небольшой, худощавый фабричный в белой крапинками рубашке и двубортной жилетке, взглянул на Макарку и спросил:
– - Здравствуйте, Матрена Ильинишна, к нам, что ли?
– - К вам. Племянник мой, сиротинка, несмышленой еще. Где бы мне его получше поместить?
– - Вон там ребята-то спят, с ними и пускай ложится.
– - А они озорничать не будут?
– - Ну вот…
Они подошли к углу, где было устроено несколько постелей, и положили сумку рядом на пустое место. Это было недалеко от окна, выходившего на двор. Напротив на стене висели большие часы с медным широким маятником и звучно отбивали удары. Несколько кучек ткачей, молодых и старых, занимались кто чем -- одни играли в карты, другие читали; около того окна, где они остановились, сидело трое мальчиков; один был в ситцевой рубашке, а двое в самотканых, грязные, видно, тоже недавно приехавшие из деревни. Макарка пытливо взглянул на них, ребята обратили на него внимание.
– - Вот еще новенький! -- сказал мальчик в ситцевой рубашке, самый большой из троих.
– - Смотрите, не обижать его у меня, а то уши надеру! -- погрозила Матрена.
– - Зачем обижать, нешто вздуем когда, только и всего! -- воскликнул другой мальчик, с копной белокурых волос на голове и втянутыми щеками.
– - Вздуешь своими боками!
Из всех троих Макарке больше всего понравился последний -- коренастый, с черными блестящими волосами и веснушчатым лицом. Он глядел на него без всякой насмешки, а скорее участливо.
– - Вот сейчас пойдем в сторожку, ряднину попросим, а кучер соломки даст, и постель будет, -- сказал Лаврентий.
– - Похлопочи, Лаврентий Иванович, а я подушечку ему принесу: у меня есть лишняя.
Через несколько минут у Макарки была постель с подушкой. Вместо одеяла должна была служить поддевка. Сумка висела над головой на стене. Рядом с ним помещался черноволосый, которого звали Мишка; средний, Похлебкин, и старший, Митяйка, спали напротив, на других нарах.
– - Ну вот и знай свое место, -- сказала Матрена, -- а сейчас пока пойдем, у меня посидим.