Из жизни Мэри, в девичестве Поппинс (сборник)

– Сашу вам? Да, бабушка? А Сашу нельзя… Нет больше Саши, бабушка. И не было никогда. Забудьте… А «Скорую» я вам вызову. Обязательно вызову. Только сначала вы мне пообещаете кое-что, правда? Ведь мы договоримся, да, бабулечка?

– Сашу… Сашу… – продолжала твердить Мария, словно не слыша. – Сашу мне позови…

– А давайте мы с вами, бабулечка, вот как поступим… Сделаете для меня – сами понимаете что, – и будет вам ваша Сашенька! А не сделаете – что ж, тоже неплохо… Одной шлюхой на свете меньше, одной больше – всего и делов-то!

Мария, продолжая шумно задыхаться, повернула к нему искаженное ужасом и болью лицо, смотрела жалко и просительно. Губы и подбородок ее приобрели совсем уж синюшный оттенок, мокрый от испарины лоб бугрился глубокими желто-серыми складками, маленькая набухшая жилка на виске билась быстро и отчаянно, словно изо всех сил сопротивлялась уходящей из ее тела жизни.

– Ну? Решайтесь же, бабулечка! Согласны? Кивните головой, я пойму! А потом я сразу и «Скорую» вызову, и на ножки вас врачи поднимут, и сходим мы с вами тут же этими ножками куда следует, и пропишем здесь того, кого я скажу… Да, бабуля?

Он так увлекся, что поначалу и не понял, не услышал даже, как по всей квартире разливается резкий, неуклюже-дребезжащий скрежет дверного звонка довоенного еще образца. Противный такой старый скрежет, уже отживший свой век, таких звонков сейчас и нет ни у кого. А еще в дверь стучали. Так сильно тарабанили в нее кулаками и подошвами ботинок, что, казалось, она вот-вот выпадет в прихожую, и в огромную квартиру забегут с улицы люди, много людей. Вскочив со стула, он заметался по комнате, как перепуганный заяц, потом бросился в прихожую, торопясь и дрожа руками, кое-как справился с замком и с ходу распахнул настежь дверь, в которую тут же и влетел здоровенный мужик в белом халате, уставился на него сердито – врач со «Скорой», похоже. Из-за его плеча выглядывала хорошенькая, тоже сердитая медсестричка в белой кокетливой шапочке-пилотке и еще какой-то мужик в пижамных штанах – сосед старухин, скорее всего.

– Вы почему, собственно, не открываете? – строго начала ему выговаривать медсестричка. – Вот оштрафуем сейчас за ложный вызов, тогда будете знать! Где больная?

– А… Да, извините, конечно… Это там, первая дверь направо… – только и развел руками Костик. – Простите, я растерялся просто.

Он подошел к распахнутой настежь входной двери, выглянул на лестничную площадку, чтоб извиниться перед потревоженным соседом, и совсем собрался было закрыть ее обратно, как вдруг увидел на лестничной площадке пролетом ниже съежившуюся от холода, дрожащую Сашу. Она стояла, обхватив себя руками-палочками, смотрела исподлобья, не мигая, прямо ему в лицо, будто и не боялась совсем.

– Ты «Скорую» вызвала?

– Я, конечно. Кто ж еще? Куртку мою кинь.

– Обойдешься. Топай так. Ничего, добежишь по морозцу.

Закрыв дверь, он побрел по длинному коридору квартиры, заглядывая во все комнаты, словно искал в них еще одного без вины виноватого, на которого можно было бы сбросить свою злобу на так хреново сложившиеся вдруг жизненные обстоятельства. Обидно же, черт… Заглянув в комнату Марии, проследил зачем-то, как сестра старательно выпускает воздух из большого одноразового шприца с мутно-коричневым лекарством и идет с ним к постели Марии, приговаривая про «ничего страшного», про «полегче будет», про «все пройдет», как пишет что-то на маленькой бумажке, сидя за столиком, верзила-врач.

– С ней кто-то останется, молодой человек? – спросил врач, увидев его в дверях. – Мы ее решили не забирать, у нее инфаркта нет, просто очень сильный сердечный приступ.

– Да, да, конечно, я останусь.

– А вы кто?

– Я? Я внук.

– Ну вот и хорошо. Она сейчас долго спать будет, завтра к обеду только проснется. А потом нужно врача из поликлиники вызвать. Инфаркта хоть и нет, но возраст опять же. Понятно?

– Да, все понятно, спасибо.

– Вот и ладно. Ну тогда будь здоров, внук.

* * *

Она плавала в теплой и вязкой темноте уже давно, непривычно давно. Темнота окутывала ее со всех сторон, проникала в сердце, в голову, наваливалась плотной тяжелой тенью на тело и словно уговаривала вкрадчиво: куда ж ты так торопишься, побудь еще здесь, со мной, не надо тебе туда. А потом взяла и отступила сразу, и выбросила ее из своего теплого нутра навстречу пляшущим красным кругам, пугающе летящим на нее с бешеной скоростью – страшно так.