В начале русско-японской войны 1904–1905 годов русская черносотенно-националистическая пресса потешалась над японскими войсками, уверяя народ, что русская армия легко одолеет своего врага. Полная неподготовленность к войне царских генералов, их неспособность использовать боевую доблесть русских солдат и моряков, а главное, политическая и экономическая отсталость России привели ее к поражению. И тогда-то слова «шапками закидаем» сделались ироническим определением глупой самонадеянности.
А до тех пор это издавна известное на Руси выражение воспринималось совершенно серьезно для обозначения численного превосходства над противником. В повести Тургенева «Три портрета» крепостная крестьянка говорит: «Да прикажи нам только, прикажи, мы его, озорника этакого, шапками закидаем…» Находим мы это выражение и у Щедрина («История одного города» и «Письма к тетеньке»), и у Островского («Дмитрий Самозванец»), и у многих других русских писателей…
Кстати, почему именно шапками (не лаптями, не кушаками, не чем бы то ни было другим)? Вероятно, потому, что бросать шапку оземь было на Руси своего рода национальным обычаем, выражавшим и досаду и разудалое веселье (например, перед тем как пуститься в пляс).
Когда хотят указать на пристрастность, несправедливость какого-нибудь суждения, критической оценки, говорят: «Разве это критика?
Есть два мнения по поводу происхождения этого словосочетания. Одни думают, что в нем дожила до наших дней недобрая память о жестоком и коварном галицком князе Дмитрии
Нам с вами сегодня эти слова кажутся совсем безобидными. Что они означают? Ничего особенного: «совсем наоборот», «наизнанку» — и только. А ведь было время, когда они связывались с довольно чувствительным и позорным наказанием.
«
Мы сейчас тоже употребляем эти слова нередко в связи с одеждой, в смысле «задом наперед», но значение их стало куда шире.
Когда кто-то строит ни на чем не обоснованные расчеты, про него можно сказать: «Он делит (или продает) шкуру неубитого медведя». Эта поговорка стала у нас употребительной после перевода на русский язык басни французского баснописца Лафонтена (1621–1695) «Медведь и два охотника».
Первая же встреча самонадеянных и недалеких юнцов с медведем — предметом их охотничьих надежд — окончилась для них плачевно. Один с трудом улепетнул от косолапого, а другой лишился чувств, как только медведь к нему подступил.
И вот финал:
Значит, что же, поговорка возникла из этой басни? Дело осложняется тем, что во Франции, кроме басни, есть и очень близкая к ней пословица с таким же назиданием-моралью: «Не следует продавать шкуру медведя, пока он еще не убит». Более того: точно такая же пословица, а рядом с ней и ходячее выражение «продавать шкуру, не убив медведя» существуют и в Германии. А это убедительно свидетельствует в пользу той версии, по которой не французская пословица выросла из лафонтеновской притчи, а, наоборот, веселый «Ванюша Лафонтен» (так назвал его Пушкин) использовал в своей басне маленький шедевр народного творчества своей страны.
А как же с нашей поговоркой? Да, пожалуй, она звучит как-то не по-народному, несколько книжно, искусственно. Может быть, она и впрямь появилась у нас в качестве заимствования с Запада?
Э
Несколько раз мы уже встречали имя греческого мудреца-баснописца
Его басни давно прославлены на весь мир, и все позднейшие баснописцы испытывали на себе влияние его таланта.