Из жизни собак и минотавров

Спросонья первый крытский мент никак не мог сообразить, чего хочет от него глава города, но когда очухался и поднял на ноги своих подчиненных, доложил о происшествии на площади Ленина, где задержали мужчину в состоянии алкогольного опьянения и с многочисленными следами физического насилия. Его в полубессознательном состоянии отвезли в горотдел и поместили в обезьянник. Стали искать документы – нашли справку об освобождении на имя Тесеева Михаила Эгеевича 1978 года рождения. Тут милицейский начальник засмущался: «Вы же понимаете, Минос Европович, я не мог не известить Эгея…» В общем, за парнем приехали, забрали из обезьянника и увезли.

До взволнованного отца не сразу дошло, что его сынок Миня отметелил не кого-нибудь, а отпрыска самого Эгея, а когда дошло, Минос Европович еще больше занервничал. Во-первых, он не знал, ему даже не сочли нужным доложить, что Мишка Тесеев, хулиган и баламут, вечная головная боль для городских правоохранительных органов, досрочно откинулся из зоны. Только этого ему, Миносу, не хватало. Но еще хуже другое: их драгоценный Минечка, их свет в окошке, умудрился ознаменовать свой первый выход в город, свой первый бал дракой с представителем могущественного тесеевского клана. Эгей рано или поздно обнаружит, кто обидчик его сына, и с ним придется договариваться, а если Миня и впрямь покалечил этого бандита, как-то откупаться. Какую цену заломит Эгей за ушибы и синяки, а главное – за молчание о семейной тайне Зевовых, можно было только догадываться.

Эти мысли пронеслись в голове Миноса Европовича, но сразу же уступили место другой, главной: что с Миней, где он, жив ли он? Каждые пять минут главный крытский мент, как ему велел его начальник, докладывал о криминальной обстановке в городе. На перекрестке Энгельса и Екатерининской у газетного киоска какой-то парень справлял малую нужду. Задержан, доставлен в горотдел… В городе все спокойно… В бывшем Доме колхозника, ныне отель «Амбассадор», приезжий нахамил дежурной администраторше. Вызван наряд милиции. Составлен протокол об административном нарушении… Происшествий нет… Двое пьяных доставлены в медвытрезвитель…

Не понимая, зачем Миносу Европовичу все эти тухлые ночные новости, исполнительный мент позволил себе попросить хоть какую-нибудь ориентировочку. А какую, к чертовой матери, ориентировочку мог дать ему Минос? Разыскивается трехлетний минотавр, рост метр девяносто восемь, рога прямые, особых примет нет…

И Минос рычал на мента, грозил неполным служебным соответствием, требовал сводок.

Все три козлика ППС и «мерс» Миноса Европовича с его охраной колесили по Крытску в поисках Мини. А пропавший тем временем обжимался с Ленкой на скамейке возле ее дома. Пахло жасмином и близкой свинофермой, легкий ветерок шевелил шерстинки на морде, светлые Ленкины волосы и ее расстегнутую блузку.

Как ведут себя оставшиеся вдвоем парень и девушка, Миня знал по кинофильмам. И все-таки поначалу он тушевался, не мог сообразить, куда пристроить свои ручищи. Но Ленка показала, и он мгновенно усвоил ее науку.

У читателя наверняка уже крутится в голове вопрос: а что, девчонка в этот поэтический момент уже знала о некоторой, мягко скажем, необычности своего спасителя, своего нового дружка? Как могла не знать? Целовались же они, прежде чем Миня дал волю рукам и она это ему позволила. Успокойтесь, целовались, и еще как.

Когда Миня первый раз робко привлек Лену к себе, она задрала голову, привстала на цыпочки и потянулась к его закрытым арафаткой губам.

– Ну убери же свою тряпку, – капризно сказала она, еще крепче прижимаясь к Мине.

Миня, прямо скажем, уже ничего не соображал, как говорится, совсем потерял парень голову. Он выпростал руку из-под Ленкиной блузки и сорвал прикрывавший бычью морду плат.

Еще не рассвело, но стояла полная луна, и горела лампочка на покосившемся фонарном столбе. Лена увидела парня во всей его красе и в испуге отшатнулась. И я ее нисколько не осуждаю – любая от неожиданности не то что отшатнулась – шлепнулась бы в обморок.

Но Ленка оказалась не такая. Не прошло и минуты, как она снова прилипла к Мине, снова потянулась к его губам и прижалась к ним своими. И когда ее острый язычок глубоко проник в его большой рот, Миня замычал от наслаждения.

Что было дальше? Было, читатель, было. И не раз, и не два. Прекрасная Елена была ненасытна, а Миня оказался достойным сыном своего элитного отца…

Знаете, есть такая частушка, как все частушки, глупая и, как почти все, непристойная. Однако я, изрядно поколебавшись, все-таки приведу ее здесь. Приношу свои глубочайшие извинения читателям и особенно читательницам, но удержаться не могу. Уж больно она здесь к месту.

Мы с миленком у двора
Целовались до утра.
Целовались бы еще,
Да болит влагалищо…

Еще раз извините, если оскорбил ваше чувство приличия.

Причина, которая заставила наших влюбленных расстаться, оказалась не столь физиологичной. Они бы еще целовались и целовались, но за их спиной распахнулось окошко и раздался визгливый женский голос: