Из жизни солдата

В качестве одного из доказательств политической самостоятельности рейхсвера иногда приводится начатое при Секте и продолженное при его преемниках тайное сотрудничество с Советским Союзом в сфере разработки вооружений. На это можно возразить, что сближение с СССР началось еще после подписания в 1922 году советско- германского договора в Рапалло по инициативе министра иностранных дел Ратенау. Затем во исполнение этого договора и в целях обеспечения безопасности рейха, прежде всего от территориальных притязаний Польши, руководство сухопутных войск действительно начало военное сотрудничество с Красной Армией, причем делалось это с ведома имперского президента, имперского канцлера и имперского военного министра. Аналогичным образом поступали и другие министерства, только уже в экономической сфере. В сложившейся к тому времени политической обстановке тесные связи с великой державой на Востоке были жизненно необходимы Германии для укрепления ее международных позиций, по крайней мере до подписания Локарнских соглашений 1925 года. После того как Штреземанн в Локарно провозгласил кардинальный поворот германской внешней политики в сторону Запада, генерал Сект безоговорочно поддержал новый курс, хотя с согласия имперского правительства сотрудничество с Красной Армией было продолжено, только теперь оно стало секретным. Именно это последнее обстоятельство и способствовало тому, что советско-германским связям в военной области был придан несвойственный им политический смысл. На самом деле для немецкой стороны они означали возможность разработки и испытания вооружений, а для русских — возможность повышения квалификации командного состава Красной Армии в Германии.

Рейхсвер упрекают также в проведении самостоятельной политики в области оснащения войск оружием и военной техникой. В этой связи необходимо заметить, что эти мероприятия никогда не преследовали целей развязывания новой войны или осуществления государственного переворота, а были направлены лишь на то, чтобы обеспечить минимальную обороноспособность рейха на случай иностранной агрессии. За то, что эти действия предпринимались в обход Версальского мирного договора, несло ответственность имперское правительство, которое, в частности, с согласия рейхстага осуществляло финансирование соответствующих проектов, например, создание имперской пограничной охраны.

Что касается внутриполитических аспектов деятельности рейхсвера, то следует констатировать, что после подавления путча Каппа — Лютвица и завершения организационно-штатных мероприятий по созданию новой германской армии ее личный состав и командование неизменно демонстрировали преданность республиканскому строю и законному правительству. Разумеется, в первые, наиболее критические годы существования Веймарской республики военные меньше всего размышляли о новом государственном устройстве, а лишь делали все возможное для обеспечения суверенитета государства и поддержания порядка в стране. Даже когда после нацистского путча в ноябре 1923 года вся исполнительная власть оказалась сосредоточена в руках генерала Секта, последний без промедления передал ее имперскому президенту после того, как в стране были восстановлены законность и конституционный порядок. Таким образом, ни о какой самостоятельной политической линии рейхсвера и тем более о противопоставлении интересов германской армии и государства не может быть и речи.

Конечно, и генерал Сект, и любой другой главнокомандующий сухопутными войсками не мог не задумываться о внутриполитической обстановке в рейхе. Очевидно, одним из плодов такого рода размышлений явилось предложение Секта о введении в стране режима директории (т. е. коллегиального управления государством), с которым он обратился к имперскому президенту. После того, как президент Эберт отклонил данное предложение, Сект отказался от этой идеи. Известно также, что когда в разгар правительственного кризиса в январе 1933 года главнокомандующий сухопутными войсками барон фон Хаммерштейн заступился перед имперским президентом за тогдашнего имперского канцлера фон Шлейхера, занимавшего также пост военного министра и являвшегося, таким образом, прямым начальником фон Хаммерштейна, президент Гинденбург расценил действия последнего как недопустимое вмешательство военных в деятельность политического руководства и решительно осудил их[2]. В обоих случаях главнокомандующие сухопутными войсками пытались воздействовать на главу государства силой своего личного авторитета, а никак не авторитета и военной мощи армии, стоявшей у них за спиной. Ни о каком покушении рейхсвера на авторитет верховного главнокомандующего в лице имперского президента не могло быть и речи.

Для того, чтобы получить окончательный ответ на вопрос о том, можно ли было считать рейхсвер «государством в государстве», нужно еще выяснить, действительно ли рейхсвер оторвался от народа или даже противопоставил себя ему.