— И так продолжалось целый год.
— И что же в конечном счете произошло?
— То, что я никак не ожидала от себя самой. Но мне трудно говорить об этом…
— Выкладывай же все до конца.
— Мне понравилось заниматься любовью ради удовольствия, которое я получала, что стало для меня настоящим открытием. Ведь я думала вначале, что испытывала блаженство из-за любви к Бернару.
— А все оказалось гораздо проще.
— Вот именно. Вначале мне никто не был нужен, кроме него. А немного погодя мне в голову пришла одна мысль… Я могла бы даже указать день, час и место, когда я подумала о том, что удовольствие можно получить всякий раз, когда захочешь, и для этого есть множество способов.
— Ты превратилась в нимфоманку.
— Ты можешь называть это как угодно, — сказала она. — Мне ничуть не стыдно, ибо я не могла справиться с собой.
— И Бернар в конце концов догадался.
— Возможно. Я продолжала встречаться с ним, но в моей жизни были и другие парни. И постепенно нашей близости, длившейся к тому времени полгода, пришел конец. Нас разлучили приятели и подружки, кочевавшие из одной компании в другую, которые то и дело сколачивались и снова разваливались, а мы с Бернаром виделись все реже и реже. Я не испытывала к нему былой привязанности. И все же у нас все было прекрасно, когда мы встречались. Но мне было хорошо и с другими парнями. В августе прошлого года он уехал в Исландию, где проходили съемки фильма, в котором ему наконец дали какую-то достаточно заметную роль. По возвращении он приехал в Сент-Трофим. Я встретилась с ним раза два или три. Затем он улетел в Париж.
— Он нашел, что ты изменилась?
— Вот его слова: «Когда я был в Исландии, то часто вспоминал о тебе. Теперь же мне кажется, что ты осталась в Париже. И я уезжаю туда, где ты пребываешь душой». С тех пор я больше не видела его. И думаю, что теперь это уже и не так важно.
— И ты снова думаешь о нем?
— Нет, это не так.
Она легла рядом с Полем:
— Ты можешь немного подвинуться? Положи руку мне под голову.
Ей пришлось вытянуть правую ногу вперед, чтобы не упасть с узкого дивана. Она едва не придавила Поля своим телом, а губы ее почти касались его уха. Потому-то она и понизила голос.
— В этом году он не выезжал на побережье. А я не могла не приехать. Мне показалось, что моя жизнь ничуть не изменилась. А потом произошел тот досадный эпизод, в сущности, довольно мерзкий… И я вспомнила Бернара. Однако вовсе не потому, что сожалела о чем-то. Мне было грустно потому, что я никогда уже не буду такой, какой меня знал Бернар. Ты понимаешь?
— Мне кажется, что понимаю.
Лежа на спине, он рассматривал тонкую трещинку на потолке, которую раньше никогда не замечал. Боясь ненароком коснуться губ Изабель, он рассуждал, глядя в потолок.
— Никто не может с полной уверенностью утверждать, — произнес он, — что понимает женщин. Они занимали много места в моей жизни, но я не могу сказать, что хорошо знаю их. Прекрасно, что ты размышляешь над тем, что произошло. Это поможет избежать ошибок в будущем. Но плохо то, что ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Твой возраст имеет замечательное преимущество перед старостью: что бы ты ни натворила, ты не совершишь ничего такого, чего нельзя было бы исправить!
— А Бернар?
— Думай о нем как можно меньше и только в том случае, если вдруг захочешь сравнить его с тем, кто еще встретится на твоем жизненном пути. Скажу тебе положа руку на сердце: с Бернаром все кончено. У вас ничего уже не получится, если завтра вы вдруг захотите начать все с нуля. По той простой причине, что время вашей любви ушло безвозвратно. И между вами не останется больше ничего, кроме взаимных упреков. Поверь мне: я тысячу раз убеждался в этом на собственном опыте. Как это ни банально звучит, но любовь невозможно вернуть. Тебе могут показаться странными мои слова: неверность убивает любовь. С любимыми не расстаются. Любая разлука приводит к потере, так же как и измена.
— Ты действительно так думаешь?
— Да. Ты находишь, что это не вписывается в рамки твоих представлений обо мне? Можешь мне верить на слово — за свою долгую жизнь я совершил немало ошибок. И теперь уж точно знаю, что нельзя одним выстрелом убить двух зайцев. Возможно, будущее рисовалось тебе чередой приятных увлечений, не связанных между собой и ни к чему не обязывавших? Однако не все зависит от тебя самой, в чем ты уже успела убедиться. Ты выстояла потому, что слишком молодая, и все же ты ощущаешь в душе какой-то надлом.
— И как же мне жить дальше?
— Ты должна сделать свой выбор. Я ничем не могу тебе помочь. Мне можно довольствоваться лишь ролью утешителя, когда тебе захочется поплакаться в чью-то жилетку.
— А ты хочешь меня утешить?
Он крепко обнял ее:
— Ради бога! Сколько угодно, хотя бы до утра. Представь себе, что я влюблен в тебя.
— И ты будешь хранить мне верность?
Он рассмеялся:
— Конечно. Но я не вижу в этом большой надобности.
«У нее по-детски нежные и пухлые губы», — подумал Поль, заметив, что она уже сладко дремлет на его плече.