Он наполнил стакан и со вздохом уселся в свое любимое кресло. Джаспар, словно вспомнил, что и он был когда-то щенком, придавил своим тридцатикилограммовым весом колени Поля. Потихоньку посасывая виски, он наслаждался покоем и тишиной. Доносившиеся сверху голоса и смех немного раздражали его. Он еще не настолько был пьян, чтобы не понять, что девушки что-то замышляют.
— Как вы там наверху?
— Все в порядке, мы спускаемся.
Он громко крикнул:
— Стаканчик для Маривонны?
— Да, и не жалейте виски.
— А тебе?
— Папа, ты же знаешь, я не пью ничего, как всегда.
«Папа, папа. Как она может такое мне говорить?
Можно подумать, что я лишь вчера кормил ее из соски». Вдруг он вспомнил, что такое с ним и впрямь случалось, и не раз. Сначала надо прокипятить рожок с соской, остудить и заполнить подогретым до определенной температуры детским питанием. Затем взять на руки маленький кричащий, а порой и дурно пахнущий сверток. Головку положить на изгиб локтя, и вперед. Две крошечные ручонки хватают бутылочку с соской и запрокидывают так высоко, словно торопятся поскорее припасть к живительному источнику.
И вот они уже спускаются вниз, как две заговорщицы. Лживые куклы с фарфоровыми личиками и нежными губами. Обе уже переоделись в брючки и яркие блузки. Может, они хотят повесить мне на шею гирлянду пахучих цветов? По такому случаю надо открыть бутылку шампанского. Сначала вылетит с шумом пробка, а затем мы увидим множество пузырьков. Он не особенно любил шампанское и потому долго помешивал его кончиком вилки.
— Изабель, ты не пьешь?
— Никогда.
— У тебя болит что-нибудь?
— Нет. Все хорошо.
И эти слова он будет повторять ей несколько раз в течение вечера. Такое случалось с ним в тех случаях, когда он чувствовал, что женщина становится ему чужой. И вот теперь ему казалось, что Изабель все больше и больше отдаляется от него. Она повертела прядь волос, повернула голову направо и налево, словно следила за своим отражением в воображаемом зеркале. Странно, что она не прихватила свой музыкальный ящик. Черт возьми, она просто забыла его взять с собой. И вот она уже бежит вверх по лестнице. Маривонна пила виски, не закусывая. Она воспользовалась отсутствием Изабель, чтобы слегка подколоть его.
— Правда, что вы всегда дразните женщин, чтобы узнать, что у них на уме?
— Да, я такой.
— Должно быть, вас забавляет это. Вы даже не видите, что Изабель расстроена? Вы разочаровали ее.
— Увы, это известно мне. И потому я чувствую себя весьма скверно.
— Возьмите себя в руки.
Она протянула ему свои ладони. Так их и застала Изабель, спустившаяся вниз с транзистором, откуда доносилась нежная мелодия. Она и бровью не повела.
— Предлагаю тост за вашу любовь.
— «Мисс кока-кола» начинает задаваться, — язвительным тоном произнес Поль.
— Я задаюсь? Откуда ты взял? Пойдем потанцуем.
— У нас будет глупый вид.
— Ничего. Так идем же.
Он встал, слегка пошатываясь. Ему показалось, что на него обрушилась свинцовая тяжесть. Куда ему тягаться за молодежью! Старик, поднимай свой отяжелевший зад. Попробуй держаться прямо. Когда Изабель обвила руками его шею, он уже не чувствовал усталости. Она целовала его в шею легкими прикосновениями губ. Он узнавал запах ее волос, контуры ее тела. Но ему казалось, что ее лицо было скрыто под маской. Он подумал, что женщинам часто надоедает обыденность и они воображают себя то наложницами султана, то императрицами, то любовницами американского секретного агента. Он не находил в этом ничего предосудительного. Его волновало лишь то, что он не имел ничего общего с ФБР и был не индийским магараджой. Он чувствовал себя таким неуклюжим, как слон в посудной лавке. Короче говоря, комплексовал по любому поводу. Как это случалось с ним всегда, когда ему нравился кто-то.
С Маривонной все обстояло совсем по-другому. Совсем новые, не испытанные ранее ощущения придавали ему больше уверенности в себе. Он едва ли не чувствовал себя султаном в гареме.
— Налей-ка нам, султанша, — крикнул он, неожиданно потеряв самоконтроль.
Ему и в голову не приходило, с кем он имел дело. Маривонна быстро наполнила шампанским стаканы из-под виски. Она так торопилась, что пролила янтарные капли себе на грудь. Изабель, казалось, полностью погрузилась в мир звуков. Она полулежала в кресле с транзистором на животе и думала о чем-то своем.
Посреди аккуратно застеленной кровати лежала записка.
«Прости, что уезжаю, не попрощавшись. Мне придется жить с мамой и потому надо поскорее помириться с ней. Рано утром за мной заедет мой приятель, чтобы отвезти в Сент-Трофим, чтобы не гонять тебя туда-обратно еще раз. Ты был великолепен весь этот месяц. Я никогда не забуду тебя. И чтобы ты не очень грустил, я оставляю Маривонну с тобой. Мне она нравится, а тебя я очень люблю. Твоя дочь. Целую крепко-крепко».