Изабелла Баварская

Оба противника развернули коней. Де Барбазан взял другое копье; трубы протрубили во второй раз. Им ответили трубачи, находившиеся около заграждения, и соперники снова углубились под своды. На этот раз их сопровождало множество французов и англичан, ибо теперь предстояла последняя схватка на лошадях, а потом, как мы уже говорили, противники должны были спешиться и продолжать бой на секирах, так что в подземелье допустили зрителей.

Расстояние при этом втором поединке было до того точно рассчитано, что оба рыцаря встретились в самой середине пути. На этот раз англичанин ударил своим копьем в левую часть кирасы де Барбазана; скользнув по ее полированной поверхности, острие копья поддело металлическую пластинку наплечника и на один дюйм вонзилось в плечо. Де Барбазан так сильно ударил копьем в щит противника, что от этого удара лопнула подпруга у лошади англичанина, и тот, достаточно твердо сидевший в седле, не вылетел из него, а откатился вместе с седлом шагов на десять; лошадь, освободившись от всадника, осталась стоять на ногах.

Де Барбазан соскочил на землю, неизвестный рыцарь тотчас поднялся; оба выхватили секиры из рук оруженосцев, и поединок возобновился с еще большим ожесточением. Однако и нападая, и защищаясь, оба проявляли осторожность, которая говорила о том, насколько высокого мнения они были друг о друге. Их тяжелые секиры с быстротою молнии опускались на щит соперника, выбивая тысячи искр. Поочередно отклоняясь назад, чтобы сильнее размахнуться, они походили на дровосеков: казалось, любой их удар мог бы свалить и могучий дуб, а между тем каждый отразил не менее двадцати таких ударов, и оба оставались на ногах.

Наконец де Барбазан, утомленный этой титанической борьбой и желая покончить со всем разом, бросил свой щит, мешавший ему действовать левой рукой, и оперся ногой о перекладину заграждения; обеими руками он так вращал свою секиру, что она свистела, словно праща, потом пронеслась мимо щита противника и со страшным грохотом ударила его по шлему. К счастью для неизвестного рыцаря, как раз в это мгновение он инстинктивно отвел голову чуть влево, что ослабило силу удара, острие секиры скользнуло по шлему и угодило в правое крепление забрала, раздробив его словно стекло. Забрало отвалилось, и де Барбазан, к своему изумлению, увидел Генриха Ланкастера, английского короля. Тогда де Барбазан почтительно отступил на два шага, опустил секиру, снял шлем и признал себя побежденным.

Король Генрих оценил все благородство этого жеста. Он снял перчатку и протянул старому рыцарю руку.

— Отныне, — сказал он ему, — мы братья по оружию. Вспомните об этом при случае, мессир де Барбазан. Сам я этого никогда не забуду.

Де Барбазан принял это почетное братство, которое три месяца спустя спасло ему жизнь.

Оба соперника нуждались в отдыхе: один из них возвратился в лагерь, другой — в город. Многие же рыцари и щитоносцы продолжили этот необычайный поединок, и он длился почти целую неделю.

Поскольку осажденные не прекратили сопротивления, через несколько дней английский король пригласил французского короля и обеих королев к себе в лагерь; он поселил их в доме, который велел построить вне досягаемости пушечных выстрелов и перед которым, по его приказанию, утром и вечером играли на трубах и других инструментах: никогда, надо сказать, английский король не держал столь большого двора, как во время этой осады.

Однако присутствие короля Карла не заставило осажденных сдаться: они отвечали, что, если королю угодно войти в свой город, он волен войти туда один и будет принят с радостью, но что они никогда не согласятся отворить ворота врагам королевства. Впрочем, в армии герцога Бургундского все роптали на то, что король Генрих не проявлял к своему тестю должного внимания, а также на то, что дом его доведен до крайней скудости.

Осада Мелена затянулась, но утешением королю Генриху служили другие крепости и замки, сдавшиеся англичанам, такие, как Бастилия, Лувр, Нельский замок и Венсен. Он направил в Бастилию своего брата герцога Кларенса с титулом парижского губернатора.