— Я тревожусь за вас, дорогая Изабелла, я буду трепетать при каждом шорохе, доносящемся из этой проклятой комнаты, буду бояться жалкого лакея, переступившего мой порог, и буду знать, что днем и ночью вы одна с сумасшедшим…
— Нет-нет, ваше высочество, я думаю, что страхи ваши напрасны: король приходил в неистовство от вида оружия, от стрельбы. — Изабелла пристально взглянула на герцога. — А я буду говорить с ним самым нежным голосом, и он вспомнит его. Нежностью и лаской я превращу льва в ягненка: вы же знаете, как он меня любит…
Слушая ее, герцог хмурился все больше и больше; наконец он вскочил, высвободившись из объятий королевы.
— О да, он любит вас, я знаю, — глухо произнес герцог. — И в этом подлинная причина моей печали. Нет-нет, конечно, он вам ничего дурного не сделает. Напротив, ваш голос, как вы сказали, успокоит его, ваши ласки его укротят. Ваш голос, ваши ласки!.. Боже правый! — Он обхватил голову руками. Изабелла смотрела на него, приподнявшись на локте. — И чем спокойнее он будет, тем чаще я буду повторять себе: «Она была с ним нежна…» В конце концов вы заставите меня проклинать Небо за то, за что мне следовало бы его благодарить: за исцеление моего брата. Из неблагодарного, каков я сейчас, вы превратите меня… Ваша любовь, ваша любовь… Она была моим эдемом, моим раем, и я привык уже владеть им безраздельно. Что я буду делать, когда мне придется делить его с другим? Сохраните же эту роковую любовь нераздельной: отдайте ее целиком ему или мне.
— Почему же вы сразу этого не сказали? — радостно воскликнула Изабелла.
— А зачем? — прервал ее герцог.
— Затем, что я тотчас ответила бы вам, что не поеду в замок Крей.
— Вы… Вы не поедете?.. — вскричал герцог и бросился к королеве. Потом, остановившись, сказал: — А как вы это сделаете? И что скажут герцоги Бургундский и Беррийский?
— Вы верите, что они искренне желают выздоровления короля?
— Клянусь вам, нет! Герцог Бургундский снедаем жаждой власти, а герцог Беррийский жаден до денег. Безумие брата упрочивает могущество одного и сулит богатства другому. Но они сумеют притвориться, когда они узнают, что вы отказываетесь туда ехать… Впрочем, можете ли вы это сделать? О мой брат, мой бедный брат!..
И герцог разрыдался. Одной рукой Изабелла подняла голову возлюбленного, а другой стала утирать его слезы.
— Утешьтесь, дорогой герцог, — сказала она, — я не поеду в Крей. Король поправится, и ваше сердце, сердце брата, — добавила она медленно, с оттенком легкой насмешки, — ни в чем не сможет себя упрекнуть: я нашла средство.
Она улыбнулась с едва заметным лукавством.
— Возможно ли? Какое? — встрепенулся герцог.
— Об этом вы узнаете после, это моя тайна, а пока что успокойтесь и взгляните на меня самым нежным своим взглядом.
Герцог посмотрел на нее.
— Боже, как вы красивы! — продолжала Изабелла. — У вас такой цвет лица, что, признаться, я вам завидую. Господь Бог сперва хотел сделать вас женщиной, потом, верно, подумал, что тогда не найдется мужчины, который однажды сведет меня с ума.
— О Изабелла!
— Послушайте, герцог, — начала было королева, вынув из-под подушки медальон, — что вы скажете об этом портрете?
— Ваш портрет!.. — воскликнул герцог, выхватив медальон из ее рук и прижав его к своим губам. — Ваш обожаемый образ…
— Спрячьте его, кто-то идет!..
— О да, да, на груди моей, на сердце — навеки.
Дверь действительно отворилась, и вошла госпожа де Куси.
— Особа, которую желала видеть королева, прибыла, — сообщила она.
— Дорогая госпожа де Куси, — обратилась к ней Изабелла. — Наш деверь, герцог Орлеанский, только что на коленях умолял нас не ехать в замок Крей: ему кажется, что для нас это небезопасно. Помнится, и вы высказывали такое же мнение, когда наш возлюбленный дядюшка, герцог Бургундский, сообщил вчера, что медик, приглашенный к королю вашим супругом, полагает, будто наше присутствие могло бы принести королю облегчение. Вы по-прежнему так думаете?
— По-прежнему, ваше величество, и таково мнение многих придворных.
— Ну что ж, тогда мне остается одно: не ехать. Прощайте, герцог, благодарим вас за ваши добрые к нам чувства, мы глубоко вам признательны за них.
Герцог поклонился и вышел.
— Там, верно, ждет настоятельница монастыря Святой Троицы? — продолжала Изабелла, обратившись к статс-даме.
— Она самая.
— Зовите же ее.
Настоятельница вошла, и госпожа де Куси оставила их вдвоем с королевой.
— Матушка, — начала Изабелла, — я хотела говорить с вами без свидетелей об одном очень важном предмете, который касается государственных дел.
— Со мною, ваше величество? — смиренно спросила настоятельница. — Могу ли я, удалившись от этого мира и посвятив себя Богу, вмешиваться в мирские дела?
— Вам известно, — продолжала королева, не отвечая на ее вопрос, — что после великолепного приема, устроенного мне у стен вашего монастыря во время моего въезда в Париж, я в благодарность передала вашей обители серебряный ковчежец, предназначенный для святой Марты, к которой, я знаю, вы испытываете особое благоговение?