Изабелла Баварская

Тогда те из рыцарей и оруженосцев, кто был защищен латами, кольцом окружили короля, подставив себя под его удары, пока наконец не увидели, что силы Карла иссякают. Тогда нормандский рыцарь по имени Гийом Марсель подошел к нему сзади и обхватил его руками. Король успел нанести еще несколько ударов, но шпага выпала у него из рук, и он с неистовым криком опрокинулся навзничь. Его ссадили с взмыленной, дрожащей лошади, сняли с него одежды, чтобы он немного остыл. Когда к нему подошли брат и дядя, Карл их не узнал, и хотя смотрел он открытыми глазами, было очевидно, что он ничего не видит вокруг.

Вельможи и рыцари словно остолбенели: все молчали, никто не знал, что делать. Герцог Беррийский дружелюбно пожал Карлу руку и попытался с ним заговорить, но король не отвечал ни словом, ни жестом. Тогда герцог покачал головою и сказал:

— Придется, господа, возвращаться в Ле-Ман, поход наш на этом закончен.

Из опасения, как бы с королем вновь не случился приступ безумия, его связали, положили на носилки, и, удрученные, все направились обратно в город Ле-Ман, куда, как и предсказывал герцог Беррийский, вернулись тем же вечером.

Сразу вызвали врачей. Одни из них полагали, что король был отравлен еще до выезда из Ле-Мана, другие же искали сверхъестественную причину его болезни и утверждали, что на него напустили порчу. В обоих случаях подозрения пали на принцев, и потому они потребовали, чтобы ученые медики произвели тщательное исследование. Тогда расспросили тех, кто прислуживал Карлу во время обеда, много ли тот ел. Оказалось, что он едва прикоснулся к кушаньям, был задумчив, все только вздыхал, время от времени сжимал руками виски, словно у него болела голова. Был вызван главный мундшенк Робер де Тек, чтобы справиться, кто из виночерпиев последним подавал королю вино; оказалось, это был Гелион де Линьяк; за ним тотчас послали и спросили, где он взял вино, которое король пил перед отъездом. Тот ответил, что ничего не знает, но что они вместе с главным мундшенком это вино пробовали. Подойдя к шкафу, он принес бутылку, в которой осталось еще довольно напитка, налил стакан и выпил. Как раз в это время от короля возвращался врач и, услышав этот разговор, обратился к принцам:

— Ваши высочества, напрасно вы хлопочете и спорите: тут нет ни отравления, ни порчи. У короля белая горячка, Карл сошел с ума!

Герцог Бургундский и герцог Беррийский переглянулись: если король действительно сошел с ума, регентство по праву принадлежало либо герцогу Орлеанскому, либо им. Герцог Орлеанский был еще слишком молод, чтобы совет возложил на него столь важное дело.

Тут герцог Бургундский нарушил молчание и обратился к двум другим герцогам.

— Любезный брат и вы, любезный племянник, — сказал он им, — я думаю, нам надобно поскорее вернуться в Париж, ибо там легче будет лечить короля и ухаживать за ним, чем здесь, в походе, вдали от дома. А уж совет решит, в чьи руки передать регентство.

— Я согласен, — ответил герцог Беррийский. — Но куда нам его везти?

— Только не в Париж, — встрепенулся герцог Орлеанский. — Королева беременна, и такое зрелище могло бы причинить ей вред.

Герцоги Бургундский и Беррийский обменялись улыбками.

— Ну что ж, — заметил последний, — тогда остается везти его в замок Крей: воздух там хороший, чудесный вид, река поблизости. Касательно королевы наш племянник герцог Орлеанский говорил справедливо, и если он хочет поехать раньше и подготовить ее к печальной новости, мы останемся еще дня на два подле короля и позаботимся, чтобы он ни в чем не испытывал нужды, а потом и сами вернемся в Париж.

— Пусть будет так, как вы говорите, — согласился герцог Орлеанский и пошел отдавать распоряжения к отъезду.

Оставшись вдвоем, герцоги Беррийский и Бургундский отошли под свод оконной ниши, чтобы без помех поговорить друг с другом.

— Что же вы, кузен мой, обо всем этом думаете? — спросил герцог Бургундский.

— То же, что думал прежде: король прислушивался к голосу чересчур неискушенных советчиков, и бретонский поход не мог окончиться благополучно. Но с нами не пожелали считаться: верховодит-то теперь упрямство, прихоть, а не здравый рассудок…

— Все это надо будет поправить, да побыстрее, — сказал герцог Бургундский. — Нет сомнения, что регентство достанется нам с вами. Ведь племянник наш, герцог Орлеанский, так занят, что не пожелает принять правление в свои руки. Вы помните, что я вам говорил, когда в Монпелье король дал нам отставку? Я сказал, что мы с вами самые могущественные вельможи королевства, и пока мы вместе, сильнее нас нет никого. Настало время — и все теперь в нашей власти.