Изабелла Баварская

Ксантрай пустил своего коня против того, кто бросал ему вызов, но, увидав перед собой целые ряды павших воинов, исковерканные доспехи и каски, рассеченные исполинской рукой, он с прямодушием истинно храброго человека сознался, что на одно мгновение сердце его обуял страх. Он не хотел идти на верную гибель, и поскольку в это время как раз приближался Филипп де Савез с намерением напасть на дофинцев с фланга, Ксантрай устремился прямо ему навстречу. Филипп его заметил и тотчас приготовил копье. Так как в руках у Ксантрая был только меч, Филипп нацелил острие своего копья в самую грудь его лошади; железный наконечник вонзился в нее до самого конца, и смертельно раненное животное опрокинулось на всадника, придавив ему ногу; Ксантраю оставалось лишь сдаться в плен и назвать свое имя.

Эта атака бургундцев решила исход дела. Дофинцы, видя, что Ксантрай упал, сочли, что он уже не сможет подняться, и потому повернули своих лошадей и обратились в бегство. Герцог Бургундский почти два лье преследовал их буквально по пятам, так что и его самого можно было бы принять за беглеца, если бы он с такою жестокостью не разил бежавших. Господа де Лонгеваль и Ги д'Эрли сопровождали его на расстоянии примерно длины копья.

Победа в этот день осталась за бургундцами. Они потеряли всего тридцать человек, дофинцы же убитыми и ранеными потеряли человек четыреста или пятьсот. Вместе с Ксантраем в плен попали многие весьма знатные люди. Сражение это вошло в историю под названием «стычки при Монс-ан-Виме»: несмотря на его размах и последствия, оно не получило наименования битвы, только по той причине, что в нем не развевались королевские знамена.

Тем временем по условиям договора английский король вступил в город Дре и, приказав изготовить в Ланьи-сюр-Марн все необходимые для осады орудия, с двадцатичетырехтысячным войском отправился осаждать город Мо. Комендантом был там побочный сын Ворюса, а в гарнизоне насчитывалось около тысячи человек.

Во время этой осады, продолжавшейся семь месяцев, Генрих V узнал, что королева, его супруга, родила сына; младенец, которого она произвела на свет, через полтора года был провозглашен королем Франции под именем Генриха VI.

Город Мо оказывал очень упорное сопротивление. Незаконный сын Ворюса, оборонявшийся в его стенах, был человек жестокий, но отличался беззаветной храбростью. Однако помощь, которую он ждал от господина д'Оффемона, не подоспела, и сопротивляться далее гарнизон уже не мог: город был взят приступом. Осажденные бились за каждую улицу, за каждый дом. После того как их выбили из одной части города, они переправились через Марну и обосновались на противоположном ее берегу. Английский король и там продолжал их упорно преследовать, не давая им ни передышки, ни отдыха, пока всех не перебил или не взял в плен: вся земля сплошь была усеяна многочисленными обломками копьев и другого оружия.

В числе пленных оказался и де Ворюс, столь мужественно защищавший свой город. Король Генрих приказал отвести его к подножию вяза, около которого сам де Ворюс совершил не одну казнь и который крестьяне назвали «вяз де Ворюса». Там, безо всякого суда, пользуясь лишь своим правом сильнейшего и преимуществом победителя, король приказал отрубить пленнику голову, повесить его тело, привязав за сук руками, и, воткнув ему в шею его штандарт, насадить на этот штандарт отрубленную голову. Даже среди англичан многие роптали по поводу такой жестокости, ибо считали, что столь храбрый рыцарь недостоин подобной кары.

***

Примерно в это же время господин де Люксембург, в стычке при Монс-ан-Виме освобожденный бургундцами, овладел крепостями Кенуа и Эрикур; получив весть об этих победах, город Креспи в Валуа, а также замки Пьерфон и Оффемон, в свою очередь, сдались бургундцам.

И вот как раз тогда, когда со всех сторон к королю Генриху шли известия о новых успехах, самого его в замке Венсен постигла болезнь. Развивалась она очень стремительно, и английский король был первым, кто счел эту болезнь смертельной. Он призвал к своему ложу дядю своего герцога Бедфорта, графа Варвика и мессира Луи де Робертсера и сказал им:

– Богу, как видно, угодно, чтобы я расстался с жизнью и покинул этот мир…

Потом он продолжал: