Изабелла Баварская

— Отведите ее домой, — приказала герцогиня, — да смотрите, чтобы с ней ничего не случилось. Одетта, — ласково обратилась она к девушке, — если когда-нибудь вам понадобится помощь, защита и покровительство, подумайте обо мне и приходите.

С этими словами она протянула ей руку, как сестре.

— Отныне, сударыня, в жизни мне нужно совсем немного, но поверьте, что вы мне не понадобитесь и думать о вас будет ни к чему.

Одетта низко склонилась перед герцогиней и вышла.

Оставшись одна, герцогиня уселась в кресло и, опустив голову, глубоко задумалась. Она просидела несколько минут, погруженная в свои мысли, когда дверь в ее комнату тихо отворилась. Герцог вошел неслышно и, приблизившись к жене так, что она этого даже не заметила, оперся о спинку ее кресла; затем, видя, что она его не замечает, он снял с шеи великолепное жемчужное ожерелье, поиграл им над головой герцогини и бросил ей на плечо. Валентина вскрикнула и, подняв глаза, увидела мужа.

Она окинула его быстрым, пронзительным взглядом. Но герцог ожидал этого и ответил ей спокойной улыбкой человека, который понятия не имеет о том, будто что-то произошло. Более того: когда герцогиня опустила голову, он нежно взял ее за подбородок и, откинув назад ее голову, попытался заставить снова взглянуть на него.

— Чего вы от меня хотите, сударь? — спросила Валентина.

— Ну разве не позор для восточного монарха?! — воскликнул герцог, перебирая пальцами ожерелье, которое только что подарил своей супруге, и поднося жемчужины к ее губам. — Ожерелье это прислал мне венгерский король Сигизмунд Люксембургский, считая его чудом. Он думает, что сделал мне царский подарок, а у меня самого есть жемчужина, белее и драгоценнее этих.

Валентина глубоко вздохнула, но герцог, казалось, этого не заметил.

— Знаете ли вы, моя прекрасная герцогиня, что красавицы, подобной вам, я не встречал? На мою долю выпало счастье обладать несравненным сокровищем красоты! На днях мой дядя герцог Беррийский так расписал мне глаза королевы, которые я, по правде сказать, и не приметил, что вчера, находясь от нее поблизости, я воспользовался случаем и внимательно их разглядел…

— Ну и что же? — поинтересовалась Валентина.

— А вот что: однажды — не припомню сейчас, где это было, — я видел пару глаз, которые вполне могли бы соперничать с ее глазами. Взгляните-ка на меня! Да-да, это было в Милане, во дворце герцога Галеаса. Глаза эти сверкали в обрамлении прекраснейших черных бровей, когда-либо изображенных кистью художника на челе итальянки. И принадлежали они некоей Валентине, ставшей супругой какого-то герцога Туренского, который, признаться, недостоин такого счастья.

— И вы думаете, он этим счастьем дорожит? — спросила Валентина, обратив к супругу взгляд, исполненный грусти и любви.

Герцог взял ее руку и прижал к сердцу. Валентина попыталась ее отнять; герцог задержал руку жены в своих руках и, сняв с пальца великолепный перстень, надел его ей на палец.

— Что это за перстень? — спросила Валентина.

— Он принадлежит вам по праву, моя дорогая, ибо достался мне благодаря вам. Сейчас все объясню.

Герцог уселся на низенький табурет у ног супруги, обоими локтями опершись на подлокотник ее кресла.

— Вот именно достался, — повторил он, — да к тому еще и за счет бедняги де Куси.

— Каким образом?

— Да будет вам известно, — и советую вам помнить об этом, — что де Куси утверждал, будто видел руки по меньшей мере столь же красивые, как ваши.

— Где же это он их видел?..

— На улице Феронри, куда де Куси ходил покупать лошадь.

— И у кого именно?..

— У дочери торговца лошадьми. Я, разумеется, утверждал, что это невозможно; он же упорно настаивал. В конце концов мы поспорили: он на это кольцо, а я на жемчужное ожерелье. — Валентина смотрела на герцога, словно пыталась читать в его душе. — И вот я переоделся простым оруженосцем, дабы собственными глазами взглянуть на сие чудо, и пошел к старику-торговцу, где за бешеную цену купил двух никудышных коней, сесть на которых дворянина, отмеченного титулом герцога, можно заставить разве что в наказание. Но зато я увидел белорукую богиню, как сказал бы божественный Гомер. Признаться по совести, Куси не столь глуп, как я думал, и просто диву даешься, каким образом в этом жалком саду мог расцвести такой изумительный цветок. Однако же, моя дорогая, я не признал себя побежденным: как и подобает истинному рыцарю, я вступился за честь своей дамы. Куси продолжал упорствовать. Короче, мы уже пошли к королю просить его дозволить нам решить спор поединком, но в конце концов договорились обратиться к Пьеру де Краону, человеку в подобных делах весьма опытному. И вот дня три тому назад мы втроем направились к этой красотке, и поскольку Краон оказался великолепным арбитром, перстень красуется теперь на вашей руке… Что вы скажете об этой истории?

— Скажу, сударь, что я знала о ней, — ответила Валентина, все еще с сомнением глядя на герцога.

— О… каким же образом? Куси слишком галантен, чтобы сделать вам подобное признание.

— Стало быть, узнала не от него.

— От кого же? — спросил герцог тоном наигранного безразличия.