Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

— В таком случае все удастся. Слушай, когда мы освободим тебя из оков, нам придется еще распилить один из железных прутьев решетки. К двум остальным прутьям я крепко и осторожно привяжу веревочную лестницу. Когда старые тюремные часы мерно пробьют полночь, тогда мы примемся за твое освобождение.

— Разве внизу нет караульного? — спросил Мерино, торопливо распиливая кольцо.

— Нет, великий брат, на этом пути ты не подвергаешься никакой внешней опасности. Ты только благополучно спустись по лестнице, внизу будут ожидать тебя в гондолах наши фамилиары. Я уверен, что твое мужество и твоя ловкость не покинут тебя в такую решительную минуту.

Мерино улыбнулся. Он радовался тому, что освободился от своих судей, и в его мстительной душе уже складывался план, как он будет мстить и мучить своих ненавистных врагов, через которых он попал в эту темницу. Мерино был дьявол в человеческом образе. Если бы этому фанатику-монаху удалось выбраться на свободу, которой он так жаждал, его врагам плохо пришлось бы от его преследований: ни сан, ни слава не спасли бы их от беды. Мерино мысленно уже избирал себе орудия своей мести.

Мерино с наслаждением предавался своим грезам и уверял себя, что его ненавистным врагам не уйти от его преследований.

Пилка цепей была очень утомительна. Наконец, с помощью Кларета отрезали последнее кольцо. Осторожно и тихо опустили они на пол тяжелые железные оковы, Мерино потянулся и расправил свои усталые члены. В ту же минуту густо и однозвучно пробило полночь на тюремных часах.

— Отлично, — шепнул Кларет, — мы не опоздали ни на минуту.

Исповедник приставил скамейку к стене, в которой было проделано окно, вынул новую острую пилу и принялся верной рукой распиливать средний железный прут с нижнего конца. Дело шло на лад, так что не более как через полчаса он уже покончил с ним. Теперь оставалось только распилить с верхнего конца этот толстый железный прут, тогда откроется отверстие, через которое худой Мерино легко пролезет, а там свобода!

Но руки Кларета были слишком коротки. Хотя он подымался на цыпочки и вытягивался изо всех сил, но все-таки не мог достать до надлежащего места. Мерино был выше его, а потому встал вместо него на скамейку, взял пилу и начал трудиться над последней железной преградой. Исповедник государственных преступников между тем развертывал и расправлял веревочную лестницу. Она была чрезвычайно крепка и надежда, и вместе с тем скручена из необыкновенно тонких и упругих бечевок.

Вдруг послышались шаги в коридоре. Кларет отскочил в сторону. Что если узнали о замысле Санта Мадре?

Что если вдруг теперь, за четверть часа до бегства, вздумают обыскивать камеру и найдут распиленные цепи и приготовленную лестницу? Кларет ясно понимал, что в таком случае они погибли, и он, и Мерино, и что тогда нечего будет и помышлять о спасении.

Великий инквизитор услыхал приближающиеся шаги. Ему оставалось еще пропилить какой-нибудь дюйм. Он осторожно, без шума, соскочил со скамейки, поставил ее к стене на старое место, а сам скорчился над лежащими на полу цепями. Он взял конец в руку, чтобы сторож не мог разгадать, что она отпилена. К счастью, в камере было темно, так что при благополучных обстоятельствах он мог еще спастись.

Кларет только что тихо и ловко успел усесться на скамейку, как шаги остановились перед дверью Мерино — замок заскрипел.

Мерино смертельно побледнел и задрожал всем телом. Неужели он лишится свободы, которую почти держал в своих руках? Если бы у Мерино было под рукой какое-нибудь орудие, он способен был убить этого ненавистного посетителя. Монах-фанатик, не признававший никого, кроме Санта Мадре, — был готов броситься как дикий зверь на входящего сторожа и задушить его своими собственными руками.

Кларет испуганно взглянул на исказившееся лицо инквизитора и поспешно шепнул ему:

— Ничего, великий брат, только не шевелись. Затем иезуит Кларет, то возвышая, то понижая голос

начал бормотать слова утешения.

Но когда дверь камеры отворилась, он вдруг вскочил:

— Кто осмеливается беспокоить духовного отца у кающегося узника? — гневно воскликнул он. — Кто прерывает слово Божие?

Сторож остановился у дверей и поклонился священнику.

— Я получил приказание, благочестивый отец, пока этот преступник содержится в тюрьме, заходить в его камеру в полночь и тщательно осматривать ее, — сказал сторож, — благочестивый отец извините меня, если я исполню свою обязанность.

— Ты не видишь, что я здесь, и что до сих пор все здесь в порядке. Не мешай мне, я надеюсь возвратить небу заблудшего грешника.

Сторож бросил пытливый взгляд на постель, скамейку и съежившегося монаха, стоявшего на коленях и молившегося в своей камере. Красноватый свет лампы, которую он держал в руке, неясно освещал фигуру монаха. Боясь еще более рассердить исповедника, который имел большое влияние на тюремное начальство, он направился к выходу, не заметив веревочной лестницы, лежавшей у стены за молящимся Мерино. Кларет тяжело вздохнул, дверь закрылась, великий инквизитор спасся от последнего препятствия и был вне опасности.