Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

И Пресвятая Дева уберегла ее! Она благополучно достигла противоположного берега, несмотря на то, что течение ручья, падавшего с гор в долину, омывало разгоряченную Энрику до самого пояса. Выкарабкавшись из воды, она бросилась в чащу еще с большей поспешностью.

Вдруг ей показалось, что недалеко от нее в кустах лежит человек. Крик ужаса и страха вырвался из ее груди. Затаив дыхание, подбежала она к нему и, громко рыдая, упала к ногам старца, обвивая руками его безжизненное тело.

— Но может быть, еще можно помочь, — шептала она, — тело еще теплое, надо действовать и не падать духом.

Немедля, побежала она обратно к ручью и принесла в больших листьях холодной воды, освежила лоб старца и смочила его губы, но видя, что несмотря на все ее усилия Мартинец все-таки не приходит в себя, она в отчаянии упала около него и громко зарыдала.

Старец раскрыл утомленные глаза.

— Отец Мартинец, проснись! — вскрикнула Энрика и смочила снова темя отшельника. — Взгляни на меня, взгляни на меня хоть раз еще твоими честными добрыми глазами и промолви хоть одно слово!

— Что случилось, дитя мое? — слабым голосом простонал старец, с трудом приподнимая руки. — Кажется, настал мой последний час!

— О, не говори этого, отец Мартинец! Что станет тогда с твоей дочерью Энрикой? Где придется ей искать защиты, если ты покинешь ее?

— У моей сестры Жуаны. Я все тебе скажу, все скажу — я должен облегчить свое удрученное сердце. Отправимся в хижину, там ты все услышишь! — почти беззвучно прошептал старый Мартинец.

Отхлебнув немного воды, он силился приподняться.

— Нет, не могу, дочь моя, сил нет! Я чувствую приближение смерти.

Энрика с трудом удерживала слезы.

— Не бойся, отец Мартинец, ободрись. Обними меня и облокотись на мое плечо, я доведу тебя до хижины и уложу в постель.

— Мы помолимся с тобой перед распятием! Пресвятая Дева милостивее примет мою молитву, если ты будешь молиться со мной. Ты олицетворение невинности, ты мой добрый ангел!

Энрика почти приподняла старца, силившегося встать на ослабевшие ноги. С большим трудом и осторожностью она вела его по лесу по направлению к хижине, медленно подвигаясь со своей тяжелой ношей, но взгляд старца, полный благодарности, вознаграждал ее и придавал ей новые силы.

Наконец, поздно ночью доплелись они до хижины, перед которой, все еще поджидая их, сидела кривая старушка. Она помогла Энрике, насколько у самой хватало сил. Отшельник указал на распятие, им самим когда-то выточенное, и Энрика помогла ему опуститься перед ним на колени и сама стала возле него. Мартинец сделал знак рукой, чтобы Мария удалилась, сам же пожелал остаться наедине со своим добрым ангелом, чтобы он помолился за него, облегчил тяжесть предстоящей минуты и возбудил в нем надежду милосердия и прощения Божия. С содроганием взглянул старик Мартинец на свои руки — они были запятнаны кровью, которая не смывалась даже после многих десятков лет, проведенных в молитве.

Энрика сложила руки к молитве. Ее бледное, прелестное лицо было обращено к небу, казалось, она сама была изображением Богоматери, на которую с надеждой взирал отшельник.

После горячей молитвы она заботливо уложила старца на постель из мха и укутала теплым одеялом.

— Я все тебе расскажу перед смертью. Я хочу облегчить свое сердце, а ты помолись за мою душу! — говорил он утомленным голосом.

Энрика опустилась на колени перед кроватью старого Мартинеца. Она покрывала его дрожащую руку поцелуями и слезами, которые старалась скрывать от него.

— Они в крови, и ты будешь проклинать меня. Я уже давно проклял себя!

— Что ты говоришь! Пресвятая Дева помилует тебя! Я буду утешать тебя, молиться с тобой и облегчу твои мучительные минуты.

— Как отрадно мне с тобой и как прошедшее давит мне грудь! — сказал старец. — Слушай меня!

ПРИЗНАНИЕ

— То, что я буду тебе рассказывать, знает только Бог да я. Никакой земной судья не произносил надо мной приговора. То, что я совершил, предстанет только перед лучезарным престолом правосудия Божия.

Отец мой, Мануэль Дорино, был зажиточный продавец фруктов в Севилье и глубоко уважаемый человек. Трудом и честностью он вырвался из нужды и смог дать мне и сестре Жуане хорошее воспитание, а впоследствии даже рассчитывал оставить нам порядочное наследство. Но несмотря ни на что, он неутомимо добивался еще большего. Я помню очень живо, как он часто работал по ночам, чтобы только не нанимать лишнего работника.

Мать наша умерла при рождении Жуаны. Впоследствии я благодарил святых за это, как казалось тогда, горе, потому что этим она избавилась от величайшей скорби, которая может постигнуть жену и мать.

Итак, у нас был только отец, к которому мы привязались со всей силой своих молодых сердец. Хотя его занятия и неутомимая деятельность не дозволяли ему постоянно заниматься нами, он все-таки с любовью и вниманием заботился обо всем, в чем мы могли нуждаться. По вечерам он гулял с нами по набережной Гвадалквивира, отдыхая от дневных трудов. Он объяснял нам, что нас поражало, и радовался нашим вопросам и ответам.