Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

— Теперь уже нет надобности, Франциско, — сказала она ему, когда они случайно остались вдвоем, — чтобы я сообщала вам слова потерянного письма.

— Мне все-таки было бы очень интересно услышать их, ваше величество, — отвечал Серрано.

— Если вы хотите, так слушайте же! Письмо гласило: «Вернитесь ко мне, иначе я погибла!» Видите ли, вы со своими друзьями доказали мне вчера, что вернулись опять ко мне. Примите за это мою благодарность, Франциско. Я не могу жить без вас. Мне все немило, когда вас нет, не забывайте этого никогда!

— Франциско верен своему слову, он всегда хотел защищать королеву, если она будет нуждаться в его помощи и не будет отталкивать его.

— Это невозможно, это никогда не случится, Франциско, потому что вам принадлежит моя душа, хотя она должна принадлежать другому!

Маттео, духовный отец королевы-матери, неслышно подошел к Изабелле, подслушав ее последние слова. Он тоже принадлежал ко двору и считал своей обязанностью сказать королеве несколько вежливых слов. Он крадучись подошел к ним, неслышно ступая своими мягкими башмаками, и низко поклонился королеве, она же испугалась его неожиданного появления и до того неприятно была поражена им, что не могла сдержать себя, чтобы не сказать ему:

— Пора бы, господин патер, изменить свою древнюю обувь на более современную: в наших залах не привыкли к таким неслышным шагам!

— Слуги церкви придерживаются старинных обычаев, они стоят выше моды! — отвечал Маттео, устремив ненавистный взгляд на раскланивавшегося маршала Серрано. — Отцы не пользуются благосклонностью испанских правителей с тех пор, как дочь Фердинанда VII возложила на свою голову испанскую корону!

— Испанская королева всем сердцем предана вере и церкви своих предков. Я ничего более не имею сказать почтенному исповеднику моей августейшей матери.

Изабелла отвернулась. Маттео же, сильно взбешенный словами королевы, озирался по сторонам, боясь, не заметил ли кто-нибудь этого грубого приема. Лицо его горело от злости и стыда. Воспользовавшись первым удобным случаем, он незаметно удалился.

— О, если бы она упомянула имя Мерино! — шептал он себе под нос. — Тогда ярко бы разгорелось то, что теперь тлеет под углями. Я не побоялся бы произнести над ней проклятие церкви! Опомнись, Изабелла Бурбонская, не доверяйся своему счастью, скоро этот же самый ликующий народ будет стоять на Пласо-де-Палачио, перед дворцом Санта Мадре — опомнись, пока еще не поздно! Ты вспомнишь о власти, над которой теперь смеешься, когда услышишь, что патер Мерино освобожден из твоей тюрьмы, несмотря на то, что она окружена сотнями часовых и караульных.

Исповедник королевы-матери тихо и никем не замеченный вышел из залы.

Через час вернулись в свои дома Серрано, Прим и Топете.

Когда Франциско вернулся в свой великолепный дворец на Пуэрто-дель-Соль и вошел в свою комнату, дежурный лакей поднес ему на серебряном блюдце изящную записочку. Франциско поспешно схватил письмо — в нем опять ожила надежда получить известие от Энрики, и как всегда он горько разочаровался.

Он торопливо разорвал со всех сторон запечатанный конверт и прочел:

«Маршала Серрано, герцога де ла Торре, покорнейше просят через день после получения этих строк прийти к „Черному морю“ в конце дороги „ла Манха“. Просят иметь при себе хорошее оружие, но явиться без всякого проводника.

Дон Рамиро».

Франциско удивленно рассматривал таинственное приглашение. Оно казалось ему слишком важным, чтобы оставить его без внимания. Он приказал держать наготове, в случае нужды, пистолеты и андалузского коня, сам же отправился к Приму и Топете. Они тоже получили подобные записки с таинственным приглашением и подписанные тем же именем дона Рамиро.

БЕГСТВО МЕРИНО

Пока на следующий день в честь маленькой инфанты служили обедню в церкви Санта Мария Майора, самой старинной из всех мадридских церквей, народ гулял на площадях Палачио, эль Пертиль и Педро (ныне именуемой Пласо-де-ла-Себада). Мадридский народ громкими криками и вином все еще праздновал счастливое спасение королевы и крестины инфанты.

С наступлением ночи можно было увидеть на улице, ведущей из Мадрида в ла Манху, трех всадников, закутанных в темные плащи. Они неслись красивым галопом на своих превосходных лошадях.

Вскоре они оставили за собой столицу. Мадрид лежал на возвышенности, облитый последними лучами заходящего солнца, красуясь своими бесчисленными шпилями, блестящими на солнце. К западу от Мадрида всадники миновали пустыню святого Исидора, перед ними тянулась дорога в ла Манху, обсаженная с обеих сторон деревьями.