Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

Кирасиры Серрано между тем дрались так храбро, что гусары начали ослабевать, и Конха мог двинуть артиллерию против центра Кабреры, внося в его ряды опустошение и смерть.

В эту минуту Франциско перехватил отлично прицеленный удар инфанта и воскликнул с поднятой шпагой:

— Вы мой пленник, ваше высочество, благодарите, что я щажу вашу жизнь!

Едва Серрано успел это проговорить, как один неприятельский гусар, которого он в горячности не заметил, нанес ему такой быстрый и меткий удар по голове, что его каска слетела, а сабля карлиста глубоко ранила его в лоб под самыми волосами. Серрано пробормотал ругательство и свалился на землю. Злобно усмехаясь, король лесов отступил со своим полком, будучи не в состоянии больше выдерживать напор храбрых, неутомимых кирасиров.

Через час судьба сражения была решена.

Кабрера хоть не обратился в бегство с остатками своего войска, но все-таки потерпел полное поражение и отступил на то плоскогорье Сьерры-де-Ока, где он знал, что будет вне опасности.

Равнина же близ Бургоса, где была окончена кровавая, ожесточенная битва, представляла страшное зрелище. Искалеченные лошади, человеческие трупы — все это лежало в беспорядке, кучами. Тут карлист, у которого были оторваны обе ноги, молил о смерти, там королевские солдаты со стоном лежали в предсмертной агонии, далее лошадь, у которой одна нога была разбита, силилась бежать, влача ее за собой, в другом месте лежала целая куча мертвых пехотинцев, рядами, один возле другого. Земля обагрилась кровью и, вся взрытая копытами лошадей, представляла страшную картину опустошения.

В то время как кавалерия преследовала отступавших неприятелей и старалась как можно больше истреблять их, роты пехотинцев быстро сформировались, чтобы немедленно оказать помощь тем раненым, у которых еще оставалась надежда на спасение.

Конха со своими офицерами сам выказал при этом чрезвычайную распорядительность. Глубокая скорбь выразилась на его лице, когда он узнал, что на левом фланге генерал Серрано опасно ранен.

Удар саблей, нанесенный ему карлистом, спасшим короля лесов, действительно глубоко ранил его в лоб. Прим, которому, по желанию очнувшегося от обморока генерала, тотчас было сообщено о его несчастии, нашел своего друга и товарища по оружию чрезвычайно обессиленным страшной потерей крови и с криком глубочайшей скорби бросился к нему.

— Дорогой Франциско! — воскликнул он в страхе. — Говори, как ты себя чувствуешь?

— Невыносимо плохо, Жуан, этот мерзавец нанес меткий удар! Досаднее всего то, что я должен был снова упустить инфанта, от которого зависит все дело, и который был уже совсем в моих руках!

— Франциско, храбрейший между нами! Даже в такую минуту ты думаешь не о себе и не о своем страдании, а только об общем деле! Но Святая Дева смилуется над нами! Сюда, доктор, здесь нужно все ваше искусство, генерал Серрано ранен. Требуйте, чего хотите, только помогите и облегчите страдания моему другу!

Доктор, еще молодой, крепкий человек, в пехотном мундире, подошел к раненому.

Серрано лежал, положив голову на руку Прима, мертвенная бледность покрывала его лицо. Гордый всадник, только что с поднятым мечом теснивший неприятельские ряды, прекрасный дворянин, полный цветущего здоровья, бросившийся в рукопашную схватку не думая о смерти и опасности, лежал теперь почти умирающий в объятиях своего друга, которого пощадила судьба.

Прим, полный тревоги, не спускал с него глаз, но на лице Серрано не было ни малейшего признака боли и страдания. Улыбка скользила по его губам, в то время как он шептал:

— Легко умирать за королеву и за Испанию! Серрано этими словами только выразил то святое чувство, которое было у него в душе. Он не думал, какое они произведут действие, а между тем его простые слова воспламенили всех окружавших и во всех сердцах нашли отголосок.

— Да здравствует генерал Серрано! Да здравствует победитель при Бургосе! — раздалось вокруг, и на загорелую бородатую щеку Конхи даже капнула горячая слеза печали и умиления!

Врач искусной рукой сделал первую перевязку и еще не терял надежды вылечить опасно раненного генерала. Он сознался встревоженному Приму, что излечение будет долгим и потребует много сил, что прежде всего больному необходим покой и заботливый уход и что везти его в Мадрид нельзя.

Конха и Прим посоветовались, каким образом поступить, чтобы вылечить дорогого раненого. Наконец, они решили вместе с врачом отправить его в доминиканский монастырь в Бургос, где ему могли обеспечить надлежащее попечение и выздоровление. Врач должен был остаться при нем и ежедневно сообщать им о здоровье генерала, так как они должны были еще преследовать неприятеля и извлечь возможную пользу из своей победы.

Серрано слабым голосом выразил свое согласие, когда Прим сообщил ему о их решении, и немедленно, в сопровождении доктора, был отправлен на поспешно устроенных носилках в Бургос.