Изабелла Католичка. Образец для христианского мира?

 В последней трети XV века началась подготовка к политической унификации Иберийского полуострова. Вехами этого пути можно назвать браки между кастильскими и португальскими правителями[18]; пожинать плоды такой политики довелось Филиппу II в 1580 году. Прелюдией же этого процесса стала уния Кастилии и Арагона, предусмотренная будущими королями во время их бракосочетания в 1469 году и реализованная в 1479 году. Предшествующие соображения не должны затмить основного факта: монархия католических королей — это еще не национальное единство Испании, но уже нечто большее, чем личная уния, оставлявшая полную (или частичную) независимость территориям, оказавшимся в их власти. Карл В. Обрен, изучавший сборник поэм Эрверея Дезэссара (компиляция, которую можно датировать 1463 годом), нашел в нем стихи на кастильском наречии, написанные авторами из всех регионов Испании. Он обнаружил в них различные мотивы, как арагонские, так и кастильские, которые в свою очередь имели галисийско-португальские корни. Этот факт позволил ему сделать вывод о том, что данное поколение поэтов «характеризуется прежде всего общностью мотивов, что само по себе является предзнаменованием духовного и территориального единства Испании». Действительно, с середины XV века культура на всем полуострове становится общей[19].

Кастильцы, баски, арагонцы, каталонцы и жители Валенсии не только чувствовали себя испанцами, но и испытывали гордость при мысли о своей принадлежности к данному политическому образованию. Это чувство зародилось еще до появления на свет нашего династического союза и заявило о себе уже в 1469 году. Узнав, что принцесса Изабелла собирается выйти замуж за принца Фердинанда, дети Кастилии, по словам хронистов, не могли скрыть своей радости, тогда как сам брак этих правителей лег в основу песенных и игровых сюжетов: «Цветы Арагона прибыли в Кастилию. И дети водружали маленькие знамена и, притворяясь, будто скачут на лошадях, гарцевали на тростниковых палках, крича: „Да здравствует Арагон, да здравствует Арагон!"»[20] Даже если мы оставим в стороне пропаганду — а мы знаем, что в окружении Изабеллы ею не брезговали, — нам может показаться, что бракосочетание юных правителей, препятствия на пути к их браку (Фердинанд пошел на риск, чтобы добраться до Изабеллы в Кастилии) и его романтическая сторона (жених и невеста никогда ранее не виделись[21]) помогли будущим королям стать популярными и подготовили умы к тому крепкому согласию, которое должно было возникнуть между народами. Еще до того, как союз корон стал действительным (2 февраля 1475 года), циркуляр Изабеллы уже рекомендовал служащим кастильского королевства обходиться с арагонскими подданными так, как если бы они были кастильцами. Скоро, поясняла королева, два народа станут единым целым: «следовательно, суть справедливо и правомерно то, что поданным арагонского короля будут помогать и покровительствовать, как подданным Кастилии, что их будут рассматривать и учитывать так, как если бы они были кастильцами». Из этого примера видно, сколь неверно считать кастильцев и арагонцев чуждыми друг другу. Чтобы поощрить и укрепить союз, политическая воля правителей опиралась на спонтанную реакцию народов.

Превосходство Кастилии

 Арагон и Кастилия, эти две составляющие монархии, не были равны — первое место занимала Кастилия. Чтобы объяснить, чем это вызвано, нелепо говорить о кастильском экспансионизме. Достаточно просто взглянуть на карту: под Кастилией находятся две трети территории двойной монархии. Неравенство этих королевств подчеркивают и демографические данные: в 1500 году в Кастилии насчитывалось около шести миллионов жителей, в то время как на территории арагонской короны проживало чуть менее миллиона. Подобную ситуацию сложно представить сегодня, поскольку мы привыкли к обратной картине. Действительно, с XVIII века такие периферийные области, как кантабрийское побережье с Астурией и Бильбао, средиземноморские порты (Барселона, Валенсия, Аликанте) и атлантические порты (Севилья, Кадис), становятся средоточием экономической деятельности на полуострове, в то время как центральные его области (в частности, обе Кастилии) приходят в упадок или влачат жалкое существование. В XV и XVI веках все было иначе: регионы, находившиеся в самом сердце Испании, между Бургосом и Толедо, были тогда более населены и развивались более динамично, будучи связаны с портовыми зонами Кантабрии и Андалусии. Для того чтобы стать одним из наиболее ярких очагов торговли, Севилье не требовалось открытия Америки. Сегодня в это трудно поверить, но в конце Средних веков и в начале Нового времени (приблизительно между 1425 и 1575 годами) у Кастилии не было причин завидовать самым развитым в те времена странам. Мы отсылаем читателя к работам Иларио Касадо Алонсо, опровергнувшего большинство общепринятых идей[22].