Но Эдуард был всего лишь человеком, а апрель был таким дождливым и холодным. Возле Лондона и то развезло дороги. И было нетрудно вообразить, во что могли превратиться проселочные дороги на западе. Всякий день, когда дождь стучал в дворцовые окна и завывал страшный ветер, мысли Изабеллы возвращались к супругу. Она представляла себе, как он едет верхом — промокший и усталый, и, дрожа, всматривается в темноту.
В тот вечер она послала за своими любимыми французскими музыкантами и самой лучшей группой актеров, потому что хотела отвлечься от мыслей о супруге. Но незадолго до полуночи она, взяв с собой Жислен, отправилась с ней по длинным переходам в гардеробную низложенного короля. Они шли в сопровождении нескольких придворных дам и единственного пажа со свечой. Королева перебрала оставшиеся там вещи. Хотя все его драгоценности и наиболее дорогие одежды были уже убраны во время коронации их сына, многие из знакомых ей вещей все еще были аккуратно разложены в огромных дубовых сундуках или висели на крючках в его гардеробной. Когда их вынимали и встряхивали, воздух наполнял запах мускуса, который он просто обожал. Изабелла боялась обернуться — вдруг сзади она увидит его, стоящего в тени и с укоризной глядящего на нее. Она быстро выбрала его самый теплый плащ для верховой езды, его любимый кафтан с вышитыми розами, подбитый мехом, из коричневого бархата и сапоги из алой кордовской кожи. И распорядилась сложить их в переметные сумы, чтобы отправить с посыльным для его путешествия в Бристоль. Ее дамы с любопытством смотрели на нее и гадали, для кого предназначены все эти роскошные вещи? Тогда Изабелла громко и небрежно сказала Жислен, чтобы всем было слышно:
— Бог велит радеть о сирых и убогих в такую ужасную стужу!
«Сирым и убогим был изложенный король Англии», — подумала она.
Изабелла также вспомнила, что он обожал медовые марципаны, и послала пажа, чтобы тот выпросил целую корзиночку у его молодого сладкоежки-сына. Она представляла, как приятно будет Неду внести свою лепту, подарив сласти отцу.
Она была довольна, что позаботилась о том, как скрасить пребывание узника в Бристоли. Но Мортимер сказал ей, что Эдуарда нельзя слишком долго содержать там из-за того, что люди начали плести заговоры в его пользу. Боже мой, ну почему эти люди не понимают, что их благие намерения могут только повредить свергнутому королю? Спустя неделю или две после его прибытия в Беркли Изабелла вернулась с вечерней службы и обнаружила, что в ее покоях ждет Нед. Он стоял у огня. Пламя играло на его золотом обруче и рыже-золотистых волосах и отражалось на пергаменте, который он держал в руках. Изабелла заметила, что он очень взволнован — он так резко повернулся к ней. Королева выслала всех из покоев.
— Это… от моего отца, — сообщил он, подавая лист пергамента. — Весточку привез один из грумов Глаунвилля.
— Кто такой Глаунвилль?
— Управитель милорда Беркли, мадам.
— Да, я помню его.
Изабелла забеспокоилась: «Что мог сообщить Эдуард их сыну?» Но, взглянув на пергамент, увидела стихи.
— Видите, мадам, это написано его рукой. Мелкие прописные буковки и высокие буквы «Эль» с длинным хвостиком, — взволнованно говорил Нед. — Слуга сказал, что милорд Беркли очень хотел, чтобы я прочитал эти стихи.
Нед так волновался, а у Изабеллы просто не хватило знаний, чтобы понять стихи.
— Они же на латыни, Нед, прошу тебя, переведи стихи на французский.
Нед был гораздо выше своей матери. Изабелла держала пергамент, а он читал, глядя поверх ее головы.
— «Мамнум михи контулиттемпоре брамули…» Мой учитель скажет вам, что моя латынь так же спотыкается, как усталая лошадь, но получается что-то вроде того:
— Он никогда не сомневался в своей неотразимости, — улыбнулась Изабелла. Она была рада, что Эдуард не стал ничего просить у сына. — Я также не уверена, что он когда-нибудь был мудрым. Но его красота все же останется при нем.
— Он говорит, что Фортуна отвернулась от него. Почему его перевели из Кенилуорта? Как могла ты и этот дьявол Мортимер так поступить?
Нед выпалил грубые слова с мальчишеской непосредственностью. Потом ему стало неудобно. Он слишком недавно стал королем и был слишком сдержанным, чтобы так разговаривать с матерью-королевой.
Изабелла втайне также сильно волновалась о его отце и не стала делать Неду замечание.
— Ты же знаешь, что мой кузен Линкольн занят государственными делами в Лондоне и не может приглядывать за твоим отцом. Ты не веришь Томасу Беркли, не так ли?