Изабелла Прекрасная

— Милорды, вы сами должны выбрать, кого послать в Беркли, — высокомерно заявила она. Она чувствовала себя в безопасности, памятуя о послании Орлетона. — Выберите того, кто стоит над всеми подозрениями, у кого нет повода что-то скрывать! Если только в наши сложные времена вы сможете найти такого человека! Чтобы не осталось ни тени сомнения в умах и памяти народа, ради меня и ради нашего сына, прикажите забальзамировать тело моего супруга и выставить для тех, кто пожелает его увидеть. Я умоляю, чтобы его не погребали до тех пор, пока не исчезнут все сомнения или не будут найдены виновники насильственной смерти!

Она внезапно уловила огонек уважения в странном взгляде Мортимера, но он сразу же отвел глаза. Члены Совета замолчали, но их мысли не было дано прочесть никому. Изабелла медленно пошла в свои покои. Она так от всего устала… За ней молча следовали ее придворные дамы. Она послала за старым Стивеном Тейлузом, который готовил ее наряд для свадебной церемонии Неда. Она попросила, чтобы он приготовил для нее траурные черные одеяния. Собственными руками она отстегнула красивые металлические крылья от своего головного убора. Ее усталые дамы вместо этого сделали скромный плат, как у монахини. Она скрыла свой маленький остренький подбородок во вдовьем нагруднике из мягкого полотна. Теперь ей придется привыкать к такому наряду.

«Я вдова, — постоянно твердила она себе, пытаясь придать лицу грустное выражение и приглушить в душе ощущение облегчения. Казалось, что даже воздух, окружавший ее, стал чище и светлее. — Мне никогда больше не придется смотреть в укоризненное лицо Эдуарда. Папа Римский не станет угрожать мне отлучением от святой церкви и не надо расставаться с Роджером…»

Когда они закончили одевать ее в так идущий ей вдовий наряд, пришел паж и передал, что король желает ее видеть. Он посылал за ней в первый раз. Даже после коронации он всегда сам приходил к ней как послушный сын.

Но теперь он чувствует себя настоящим королем. «Он, наверное, станет добиваться, чтобы отца похоронили в Вестминстерском аббатстве», — решила она. Она умела читать мысли других людей. «Я так от всего устала, но все равно попытаюсь убедить его, что это будет непродуманным шагом и вызовет излишние толки среди подданных. Он должен понимать, чем это будет грозить мне и Роджеру…»

Она все правильно предвидела, и Нед продолжал настаивать еще несколько дней.

— Что он такого сделал, что его нельзя похоронить вместе с остальными королями в Винчестере или в Вестминстере?

— Ты должен примириться с тем, что он упокоится в соборе Святого Петра в Глочестере. Туда его можно поместить без особого шума, — в десятый раз пробовала объяснить ему Изабелла. — Твой отец считал собор очень красивым и жертвовал на него. Аббат Токи недавно расширил собор, и вскоре он может стать кафедральным. Аббат Токи собирается отправить по королю поминальную службу. Ты ведь знаешь, что многие соборы отказываются делать это!

— Я постараюсь, чтобы он был реабилитирован и чтобы Глочестеру были дарованы все возможные льготы. Я также обещаю, что самые искусные каменщики выложат для моего отца самую роскошную усыпальницу с навесом. И лежать там он будет один, коль скоро умер он тоже в одиночестве.

— Сын мой, ты будешь решать это сам, — согласилась с ним Изабелла. У нее не было никакого желания лежать рядом с супругом ни живой, ни в виде каменного изваяния.

У Неда быстро портился характер, и стало ясно, что вскоре у него проявится фамильный темперамент Плантагенетов.

— Если Мортимер попытается вмешаться в церемонию похорон или в проведение мессы, — продолжал бушевать Нед, — я публично обвиню его в смерти отца!

Но Мортимера было не в чем обвинять. Выбранная группа, состоявшая из лучших врачей и известных своей объективностью официальных лиц, которую послал Парламент, подтвердила сообщение аббата собора Святого Петра. Они не нашли телесных повреждений, а в желудке не оказалось признаков яда. Они сообщили, что тело короля было выставлено в часовне замка Беркли, чтобы с ним мог попрощаться народ. Когда их стали расспрашивать, они признали, что он немного похудел и на его лице застыло выражение боли или напряжения. Но иного и не следовало ждать после многих месяцев заточения и перенесенных бед, выпавших на его долю.

Даже купцы и лавочники Бристоля, которые подняли такой шум из-за него, были приглашены посмотреть на тело. Они признали, что на нем не было ни единого следа насилия.

Тело Эдуарда лежало три месяца, и хотя его кузен и сводные братья ушли из Совета и остальные поддерживавшие их куда-то исчезли, даже злейшие враги Мортимера не смогли его ни в чем обвинить. Благодаря тому что Изабелла решила отложить похороны на такой длительный срок, людям надоело болтать об этом, и все сплетни заглохли сами по себе.