Изабеллу радовало, что Нед проявлял живой интерес к французскому трону. Она надеялась, что в подходящий момент он покинет Англию и сие поможет ему отвлечься от обстоятельств смерти отца.
С явной неохотой король Англии, который был также графом Гиеньским, вновь пересек Ла-Манш, чтобы принести вассальскую присягу за Гиень. Но на сей раз ему пришлось преклонить колена не перед добрым и милым дядюшкой, а перед своим кузеном из другой династической ветви. Нед его, конечно, считал узурпатором и возненавидел из-за унизительной для него присяги.
— Подождите, пока я достигну совершеннолетия и буду иметь хорошую армию, — в открытую заявил он своему окружению перед тем, как уехать.
— Да, он очень скоро достигнет совершеннолетия, — недовольно пробормотал Мортимер.
— И станет отцом, если судить по тому, что говорят дамы Филиппы, — заметила Изабелла. О, как она не желала становиться бабушкой!
— Все вместе взятое поможет ему забыть о Беркли, — сказал Мортимер. Он надеялся, что Нед подольше пробудет за границей, пока он сам разберется с заговором, который плел Линкольн, готовя в народе мятеж.
— Я не думаю, что он когда-нибудь что-то забывает, — вздохнула Изабелла. Ей так хотелось, чтобы Нед все еще оставался мальчиком и не мужал столь быстро. Она боялась, что ее бесстрашный и вероломный любовник вздумает поквитаться с ее сыном.
С привычной жесткой хваткой Мортимер стремительно подавил слабые попытки Линкольна поднять мятеж тем, что разорил его земли дотла, так что тот не собрал воедино и половины своих вассалов. Казалось, Мортимером владеет неутомимая жажда власти. Но Изабелла понимала, что по мере того, как росло отвращение к нему, он старался лишь удержать то, что ему принадлежало.
— Хотел бы я расправиться с Кентом так же легко, как и с Линкольном! Он мне так мешает своими тайными поползновениями, — сказал он, возвратившись из похода в более хмуром настроении, чем прежде. — Он — один из тех, кого трудно в чем-либо обвинить. Человек, который действует на две стороны. Но мне известно, что он пытается убедить своего брата Норфолка присоединиться к нему и сформировать партию, которая вышвырнет нас — как убийц — и сделает Неда полновластным королем.
— Если бы его можно было убедить в безумной версии, что Эдуард еще жив, — заметила Изабелла со смешком, в котором было мало веселья. — Тогда бы он примолк. А он и есть милый молодой глупец, который может поверить в любой вздор.
— Ты действительно так считаешь?
— Мы всегда дразнили его за излишнюю доверчивость. Я тебе говорила, что он такой же мечтатель, как сэр Джон Геннегау.
— Орлетон говорил мне об этом только вчера. Он считает, что Кента можно убедить в чем угодно, если мы только узнаем о его намерениях.
— Орлетон! Его ум сводится лишь к уловкам и хитростям!
Хотя умный и хитрый прелат получил Винчестер в благодарность за оказанные услуги, она никогда не простит его за подлый обман, когда он перенес запятую. Изабелла более всего ненавидела его за интриги, кои он замышлял и искусно воплощал в жизнь.
— Если тебе кажется, что здесь еще слишком много живых Плантагенетов и что нужно выбирать между моим сыном и сводным братом Эдуарда II, волю которого ты должен подавить, тогда пусть это будет брат умершего короля! — резко сказала Изабелла. — Я могу доказать, что мой ум не менее острый, чем ум милорда епископа. Я покажу ему живого Эдуарда в Корфе — конечно, на расстоянии и в сопровождении охраны — и, если я не ошибаюсь в Эдмунде, то он вскоре начнет передавать ему письма с предложением о помощи и пожеланиями жизненного благополучия.
Даже Мортимер, жестокий приграничный лорд, посмотрел на нее с ужасом.
— Покажешь ему живого Эдуарда?! — переспросил он.
Чтобы позлить его и чтобы показать, насколько женщина может быть умнее мужчины, Изабелла подошла к зеркалу и начала беспечно подводить сажей глаза.
— Была изваяна статуя из воска, чтобы нести перед похоронной колесницей, — начала она почти небрежно, чтобы он не понял, какой ужас ее обуял, когда она первые узнала про это. — Подобные статуи, как правило, сберегаются. Я заплатила за нее большие деньги — 40 шиллингов мастеру по изготовлению свечей. Наверняка она и доселе хранится в подвалах у монахов Глочестера.
— Ты хочешь внушить ему, что Эдуард живой и что он спит?
Изабелла поставила горшочек с сажей и легко пересекла покои, чтобы поцеловать его в щеку.
— Нет, глупец! У тебя совсем нет воображения. Посадить его в кресло — перед пылающим очагом. Как будто он ужинает или играет в шахматы.