Задача сохранения архивов сразу же встала для меня в практическую плоскость. В первые послепутчевые дни в газетах появились сообщения из «достоверных источников» о массовом сожжении архивов на Лубянке. Первое указание нового Председателя КГБ касалось категорического запрета на уничтожение каких-либо материалов из архивов. Конечно, это не спасало и не могло спасти документы, относящиеся к путчу: любому понятно, что их не было в архивах, они находились в сейфах и рабочих столах руководителей. И, нет сомнений, многие документы были уничтожены.
Но что делать с архивами? С разных сторон шли призывы открыть сведения на агентуру, чтобы народ знал «кто есть кто», и сделать архивы общедоступными. Одновременно с этим мест от сотрудников КГБ поступали десятки предложений, чтобы не допустить невосполнимого «ущерба госбезопасности» в случае их захвата и обнародования, все архивы сжечь.
Опасность вандализма в отношении архивов тогда действительно существовала. Слишком многие были заинтересованы в их уничтожении или, наоборот, надеялись на использование материалов КГБ для политического шантажа. Но я категорически выступал против такого радикального предложения. Архивы надо сохранить и ни в коем случае не позволить «под шумок» спрятать «концы в воду».
Другое дело, как в последующем поступать с архивными материалами. Безошибочная позиция — нужен закон об архивах, который все расставит по местам.
Что же касается самого острого в те дни требования — немедленно открыть досье на агентуру и, как выражались «вольные» журналисты, на «стукачей». Я категорически был против этого.
Первый раз свою позицию в вопросе об архивах я изложил в заявлении «Независимой газете», которое было напечатано уже 29 августа:
«В связи с выступлениями в «Независимой газете» и ряде других изданий по поводу необходимости обнародовать досье на «миллионы тайных агентов и осведомителей КГБ» считал бы необходимым заявить следующее. Я уверен, что открытие этих досье не только нецелесообразно, но и крайне опасно.
Виноваты не люди, а система, которая в годы тоталитаризма с пионерских лет воспитывала людей в таком духе, что они нередко становились добровольными или невольными осведомителями. Подавляющее большинство из них — честные люди, ничем иным себя не запятнавшие. Призывы «открыть архивы» могут только еще больше расколоть наше и без того больное общество. Одержав решительную победу, демократическим силам сейчас самим важно не опуститься до постыдной «охоты на ведьм». Сейчас время собирать камни, время залечивать раны, а не бередить их.
Ни в одной стране, где победили демократические революции, подобные досье не были открыты[2]
. Не будет этого и у нас, пока я нахожусь на посту Председателя КГБ. Это, разумеется, не относится к «тайнам», связанным с преступлениями против народа, репрессиями, преследованиями инакомыслящих и т. п. К этим архивам будет немедленно, в соответствии с Указом Президента России, обеспечен в установленном порядке доступ всех заинтересованных лиц».Я убежден в правильности такой позиции.
Мне кажется, я понимаю и тех, кто в свое время пострадал от слежки КГБ, за свои убеждения поплатился лагерем, высылкой, издевательствами и теперь желает одного — справедливости. И еще озабочен тем, чтобы в новое свободное общество, за которое эти люди боролись и которое начинаем строить, входили наравне со всеми бывшие «агенты КГБ». А кто может выразить мнение безвинных и безгласных, кого расстреляли, сгноили в лагерях, «психушках»? Отмщения?! К тому и призывают некоторые публицисты, тем не менее стыдясь самого этого слова. Предлагаются разные меры. От простого — «страна должна знать своих героев» — до требований непонятного «всенародного» суда.
Нет, эти рецепты не годятся. Они сами отдают сталинизмом. И трудно сказать еще, что страшнее — моральное осуждение, а по-русски — «травля», или новый ряд на скамье подсудимых — носителей «не той», чуждой уже «демократам» идеологии.
Это было бы трагической ошибкой. Создание демократического свободного гражданского общества отодвинулось бы на десятки лет. В общественном сознании появились бы новые «мученики и жертвы», опять требующие отмщения.
Эти рецепты годятся только в том случае, если мы намерены следовать большевистскому примеру. И на развалинах тоталитарного коммунизма намерены воздвигнуть тоталитарный антикоммунизм.
Много ли надо благородства и демократизма для того, чтобы открыть дорогу шантажу и расправам над людьми, которые когда-то, может быть десятки лет назад, сотрудничали с КГБ. Расправам не только моральным, ведь во многих районах страны отнюдь не бабушкиной сказкой остается кровная месть, и сведения о доносе старейшины одного рода на старейшину другого рода пятьдесят лет назад — более чем достаточное основание для межродовой войны.
Кроме того, я прекрасно сознавал, что спецслужба, какие бы аморальные цели она ни преследовала, станет еще более аморальной, если выдаст своих агентов. Тех людей, кто сотрудничал или сотрудничает с разведкой, ни одна разведка не выдает.