Теперь она жила в одном из домов за пределами кампуса, где ее охотно навещали подруги по частным школам. Пришла и ушла она, привлекая к себе гораздо меньше внимания, чем постаралась бы привлечь одна из обитательниц больших общежитий из красного кирпича, окружающих рэдклиффский четырехугольник на Гарден-стрит. Дэвид, заметив, что Диана, уходя на другую вечеринку, оставила мне свой телефонный номер, не отказал себе в удовольствии тут же сообщить, что некоторое время назад она привлекла внимание сенатора Джона Кеннеди. Его служебную машину недавно присылали за ней из Бостона, когда он в очередной раз заезжал в Массачусетс проведать своих избирателей.
Вскоре я позвонил Диане и пригласил ее на обед после одной из моих лекций по углубленному курсу биологии. Этот новый семестровый курс был предназначен для студентов, уже овладевших некоторыми основами биологии. Он был бы куда более полезен, если бы представлял собой связную последовательность лекций, читаемых одним и тем же преподавателем, в духе углубленного курса химии, который давно и с успехом вел Леонард Нэш. Но на моем отделении уже давно решили, что углубленный курс биологии должны вести четыре преподавателя, и в результате получалось попурри из фактов и идей, в котором студентам предстояло разбираться. Но так как я был одним из тех четырех, студенты неизбежно должны были многое услышать о ДНК.
Общей темой, связывающей все мои лекции, была необходимость понимать биологические явления как проявления информации, которую несут в себе молекулы ДНК. Многие студенты, а я надеялся, что и большинство, пришли в состояние глубокой безысходности после девяти лекций, прочитанных физиологом Эдвардом Каслом. Высокий и худощавый Касл был человеком умным, но унылым. Его регулярно можно было видеть спешащим на велосипеде, еще до окончания рабочего дня, домой, к жене, которая давно страдала рассеянным склерозом. Его лекции как будто открывали дыру во времени в тридцатые годы. Послушав его вступительную лекцию, я решил, что слушание еще одной будет губительным для моего душевного здоровья. Через три недели пред той же сотней студентов в аудитории Геологического музея прозвучали первые слова моей лекции — обещание, что они ничего больше не услышат о кроликах. Взрыв громкого смеха, раздавшийся в ответ, говорил мне, что атмосферу удалось разрядить. После своей последней лекции, которая была посвящена раку, я повел Диану де Be во французский ресторан Henri IV на Уинтроп-стрит в двух шагах от Гарвард-сквер, которым владела суровая Женевьева Макмиллан. Под ее руководством скромный деревянный дом превратился в популярное заведение, где можно было насладиться французской кухней, общаясь с разговорчивыми собеседниками. Я смотрел в большие глаза Дианы, и настроение у меня было замечательное. Мои лекции прошли хорошо, а импровизированные попытки пошутить не остались неоцененными.
Фрэнсис Крик проводил тот семестр в Гарварде как приглашенный профессор химии. Даже теперь, через шесть лет после открытия двойной спирали, Кембриджский университет еще не обеспечил достойной лабораторией Фрэнсиса и Сидни Бреннера, уроженца Южной Африки и необычайно способного экспериментатора, с которым Фрэнсис теперь сотрудничал. Они проводили свои эксперименты в лачуге, построенной во время войны рядом с крылом Остина Кавендишской лаборатории, где когда-то сошлись пары азотистых оснований ДНК. На гарвардском отделении химии, где всегда стремились нанять лучших из лучших, Фрэнсису недавно предложили ставку профессора, правда, не особенно надеясь на его согласие. Тут они были правы, потому что Фрэнсис вскоре узнал, что Медицинский исследовательский совет готов предоставить ему средства для строительства нового лабораторного корпуса специально для микробиологических исследований. Фрэнсис чувствовал себя в хорошей интеллектуальной форме благодаря тому, что его адаптерная гипотеза, которой долгое время пренебрегали, теперь стала широко признанным фактом. Он готов был без конца в подробностях обсуждать, как аминокислоты перед участием в синтезе белка присоединяются к своим специфическим молекулам транспортной РНК. Когда нам с ним вручали премию Уоррена Триэнниала в госпитале штата Массачусетс, моя речь была куда менее убедительной, чем его, — я воспользовался случаем, чтобы высказать свою еще не. подтвержденную теорию о том, что ДНК-содержащие опухолеродные вирусы вызывают рак за счет того, что обладают генами, инициирующими синтез ДНК.