Избегайте занудства. Уроки жизни, прожитой в науке

Первый новый химический агент, о котором я узнал, был как раз смертельным ядом — но только для растений. "Агент Оранж" был на повестке дня в мой первый визит в здание Исполнительного управления Президента, на юго-восточной стороне четвертого этажа которого, некогда занимаемого госсекретарем Корделлом Халлом, теперь располагалось управление PSAC. Выступая перед всей группой по ограниченной войне, офицер войск специального назначения разъяснял, как распыление этого гербицида вдоль дорог снижает опасность вьетконговских засад. Если бы это было выступление на научном семинаре, я высказал бы свои сомнения в его выводах из-за нехватки статистического анализа. Но, будучи простым консультантом, я счел уместным хранить молчание, впервые в жизни присутствуя на инструктаже, проводимом военными. Впоследствии Вине Макрей, отвечавший в PSAC за ограниченную войну, сообщил мне, что он никогда не высказывает сомнений в компетентности инструктирующих офицеров. Это уж было дело вышестоящего начальства, если оно сочло бы такое уместным. Возможность PSAC влиять на военные решения зависела от того, чтобы Министерство обороны видело в комитете возможного союзника в попытках добиться своего от президента. Снижает ли "Агент Оранж" число засад — об этом могли судить одни военные. PSAC нужен был, чтобы оценить, сулило ли использование этого гербицида какие-либо негативные последствия для здоровья военнослужащих, задействованных в его распылении. Но здесь нас тоже заверили, что подобные дефолианты для людей не представляют опасности.

Разговор с Винсом позволил мне узнать, где в Белом доме работала моя очаровательная подруга из Рэдклиффа Диана де Be. Быстро выяснив, что ее кабинет находится этажом выше, я взбежал вверх по лестнице и застал ее за разговором с начальником, Маркусом Раскиным, младшим сотрудником Национального совета безопасности, который теперь возглавлял Макджордж Банди. Марк, работавший раньше на либерального конгрессмена-демократа Боба Кастенмайера из Висконсина, теперь играл роль символического "левого" в Совете безопасности. Банди полагал, что присутствие Раскина может дать ему возможность выбирать из нескольких возможных вариантов, имея дело со сложными международно-политическими дилеммами. Намного позже я узнал, что проявленная Марком ранее откровенность в вопросах, связанных с Кубой, к тому времени уже привела к его исключению из узкого круга лиц, принимавших важные решения. Однако по Диане, ободренной визитом в Пентагон, который она совершила в тот день на вертолете, никак нельзя было сказать, что она понимает ничтожную роль ее ведомства в деле национальной безопасности. На тот вечер у нее уже были планы, и мы договорились поужинать вместе, когда я в следующий раз буду в Вашингтоне.

Еще одним консультантом PSAC был тогда мой гарвардский коллега Элиас Джеймс Кори. Первоклассный химик-органик, он должен был отвечать за химические средства, в то время как я — за биологические. Он ездил на Абердинский испытательный полигон, чтобы посмотреть, чем там занимаются химические войска, а я навещал Форт-Детрик, чтобы быть в курсе нашей программы по биологическому оружию. Когда мы с Кори впоследствии составляли отчет, имевший шансы дойти до президента, мы пользовались для хранения сверхсекретных материалов надежным сейфом в одном из помещений Мемориальной библиотеки Конверсов. Незадолго перед тем нам вкратце доложили также о советских работах в этих направлениях. Мы увидели фотографии, полученные, наверное, еще до разведывательных полетов Гэри Пауэрса, и на этих снимках были запечатлены сетки из перекрещивающихся полос, которые можно было интерпретировать как советские полигоны для испытаний химического и биологического оружия. К тому времени у СССР определенно были возможности для использования смертельных фосфорорганических нейротоксинов в качестве оружия массового поражения на территории США. Но разве стали бы советские власти это делать, если считали, что мы можем ответить ядерным ударом? И кроме того, разве стала бы любая серьезная армия рисковать возможностью того, что переменившийся ветер отнесет облако нервно-паралитического газа не в сторону цели, а на свои же войска?

Куда срочнее химическим войскам требовалось, чтобы в PSAC подготовили серьезный анализ инкапаситанта BZ, по поводу которого военные были полны энтузиазма. Добровольцы, подвергавшиеся его воздействию, некоторое время вели себя как зомби, а никакого долговременного эффекта замечено не было. Могло ли это средство позволить выигрывать сражения, не убивая вражеских солдат? Однако не будут ли одурманенные этим средством люди в условиях сильной жары умирать от обезвоживания? Еще большее беспокойство вызывало то, что добровольцы, подвергшиеся воздействию BZ, поначалу испытывали галлюцинации, сходные с теми, что вызывает ЛСД. Поэтому ни Кори, ни я не считали BZ разумной мерой борьбы с Вьетконгом.