Изборский витязь

   - Братья-князья и дружина старшая[160]! - прокатился под сводами шатра его голос. - В бою никого не щадить! Коль достанется вам в руки обоз, будут вам кони, платье и всё прочее, а кто возьмёт в полон живого человека - сам будет убит!.. Ваша добыча с мёртвых. Убивай и того, на ком платье золотого шитья. В живых оставим только князей - а с теми потом решим, что делать будем!.. Вот вам мой сказ. Веселитесь пока!

Качнувшись, он шагнул от стола и нетвёрдой походкой вышел вон. Переждав миг, за братом следом отправились Юрий и Святослав. Затворившись во внутренних покоях великокняжеского шатра, они втроём долго, чуть ли не до ночи, шептались впотай - спорили, кому какую землю брать после победы. Ярослав отговорил себе непокорный Новгород, решив, что всё-таки смирит его, как мечтал. Юрий брал себе всю Владимирскую Русь, старый богатый Смоленск за помощь судили Святославу, а южную Русь всю отдавали многочисленному роду черниговских князей. Впрочем, она сейчас мало кого интересовала.

Пока на вершине судили да рядили, полки целыми днями стояли на местах и ждали знака к битве. Окружив стан тыном[161], они маялись от скуки, изнывая в нетерпении. Мстислав с союзниками тоже не давали знака к битве. В полках той и другой стороны нарастало желание боя - его хотели все, все были уверены в победе, и от избытка сил кое-какие лихие головы с обеих сторон понемногу начинали выходить в поединках друг против друга. Побеждал то один, то другой, но это не остужало боевого пыла. Ян вернулся с последнего пира помрачневшим - несомненно, Ярослав был слишком пьян, чтобы в здравом уме отдавать такой приказ. Он прошёл к своим людям, сотня находилась в радостно-озлобленном возбуждении, все предчувствовали битву, и у многих чесались руки. Отовсюду слышались возбуждённые громкие голоса, дружинники в несчётный раз проверяли оружие, ополченцы сбивались кучками и поглядывали в сторону врага. Там тоже шла такая же торопливая жизнь, неуловимо похожая и в то же время отличная. Откуда-то просочилось и сюда меткое словцо Михайлы Звонца. «Мы их сёдлами закидаем», - слышалось отовсюду.

Тревожно-радостное возбуждение войска передалось и Яну, рассеяв его тревоги. Отрок подвёл ему боевого коня, и он, прыжком вскочив в седло, ударил коня плетью и коротким галопом погнал его за ограду. Почему-то показалось, что именно сегодня с ним что-то случится - хорошее или плохое, но от которого не уйдёшь и лучше уж встретить неведомое с открытым лицом.

Там, на склоне крутояра, над самыми зарослями болотистой низины Тунега, уже крутились изнывающие от избытка молодых сил несколько отчаянных сорвиголов, наперебой выкрикивая хулы новгородцам, дразня их хромцами-хоромцами и вызывая на поединок. Те не оставались в долгу, но расстояние приглушало почти все крики, и до противника доносились лишь обрывки обидных речей.

Когда Ян поравнялся с поединщиками, они враз оценили его добрый доспех и вооружение - к ним присоединился не простой ратник, а наверняка боярин.

   - Эй, вы там! - заорал, надсаживаясь, светловолосый лохматый парень, сорвавший от жары шлем и размахивая им в такт словам. - Босоногие!.. Гляньте-ка - найдётся у вас такой-то, а не то давайте, все разом выходите супротив нашего- то витязя!..

   - Порты только снимите, а не то запачкаете! - вторил ему кто-то из задних рядов.

Новгородцы и смольяне вперемешку орали что-то своё, плохо слышное, но они попритихли, когда из их толпы как из пращи[162] вылетел всадник. С разгону пронёсся до половины склона, он сам рявкнул что-то про Великого князя и, осадив коня, метнул копьё.

Это уже был прямой вызов на поединок. Такое случалось за эти несколько дней не раз - то витязи выходили друг против друга, то простые смерды-ополченцы ломали противнику бока в рукопашной. Пока князья решали свои дела, войско так коротало время.

Нахлестнув коня и поудобнее перехватив булаву, Ян погнал коня навстречу чужому витязю. На миг показалось, что они уже где-то видались - когда-то давно он так же скакал наперерез неизвестному витязю, оказавшемуся знакомым, а теперь и родным. Но теперь на него нёсся не Добрыня, а настоящий великан на громадном коне. С маху, не запнувшись, его жеребец перелетел узкий в этом месте берег ручья и вломился в заросли.

Они съехались на краю болотистой луговины среди ивняка. Под копытами коней зачавкала жижа размокшей от влаги земли - совсем рядом протекал готовый разлиться Тунег, - и они замедлили ход. Противники сближались полукругом - кони их то и дело спотыкались на неровностях луговины, и они поневоле выжидали.

Новгородец не выдержал первым. Конь его прыгнул вперёд всем телом, слившись со всадником в одно целое. Тот занёс свою булаву, шипастую, окованную железом и с маху обрушил её на подставленный щит.

Яну показалось, что рука отнялась до плеча. Он покачнулся в седле. Опытный боевой конь сам развернулся, удерживая всадника на спине, но новгородец не дал изборцу поднять своего оружия и ударил второй раз, а потом, извернувшись и взяв ниже - третий. В этот раз булава, скользнув по краю щита, попала по бедру.