Избрание

— Банкир всё о злате хлопочет? — с усмешкой вопросил, внезапно так же быстро успокоившийся, как до этого буянивший, Великий инквизитор Корсо. — Богатейшему имперскому негоцианту всё мало денег и он решил теперь получить доступ и к общеимперским сундукам самой величайшей державы?

— Мне — хватает! — тут же парировал выпад инквизитора Тудджерри, — Однако, что бы чем управлять, следует чётко представлять те ресурсы что есть у тебя в наличии: денежные, человеческие, временные. Именно это и лишь это, меня и интересует.

— Империю строили инквизиторы и полководцы, а восе не торгаши! — вновь вспылил Великий инквизитор Корсо.

— Возможно. Но кормили «строителей», пока шли походы и разорялись, выжигались, засыпались солью земли с хлебом и оливами, уничтожались города, вместе с ремесленниками жившими там и тому подобное, постоянно происходившее непотребство — именно негоцианты! Мы доставляли хлеб голодающим войскам — на своих личных торговых эскадрах, мы привозили пополнение потрёпанным в боях частям, именно мы нанимали ремесленников — для починки осадных машин, одежды и прочего для нашей великой имперской армии, и привозили мастеров и ресурсы ближе к военным лагерям!

— За золото и преференции!

— Не без этого. Однако я достаточно вложил, из своих личных кошелей, в создание нынешней империи — прямо на строительство: новых городов, кораблей, мостов через бурные реки — что бы также считаться одним из тех самых «строителей», о которых упомянул господин Корсо…

— Что вы знаете о войнах и походах? — огрызнулся, правда уже беззлобно, Великий инквизитор. За время споров он явно потерял немало своего южного гонора и теперь старался особо не лезть на рожон, видимо справедливо считая что сейчас не лучшее для этого время и место.

— Знаю, что если войны выгодны, пускай даже и с друзьями — их стоит продолжать. Даже при проклятии жрецов и дворян, которых потом можно будет переманить на свою сторону раздачами пожертвований и земель. Если разорительны, даже при защите святынь или родных земель — следует прекращать, уступая победителю, с тем что бы позже восстановить иным способом, не таким затратным, прежнее положение. Например подкупами или тайными убийствами…

Дезидерий с удивлением уставился на говорившего данные тезисы, банкира Тудджерри. Видимо слова последнего удивили не только его, так как вскоре главный имперский министр перехватил удивлённо-непонимающие взгляды начстражи имперской гвардии Магинария Имерия, Великого инквизитора Корсо и наследника из Кельрики Амвросия, а также гарданца Поллиона.

Ромлеяне вполголоса переговаривались меж собой и был слышен громкий пьяный шёпот министра из Ромлеи, Алавии, своему господину Джанелло: «Да тут сплошные дурни, при ваших братьях! Как им вообще посты министров достались то?! — видимо за взятку… ахахаха-да, да!»

Ещё с десять минут поспорили министры наследников о пустяках: Поллион говорил что следует «вернуться к корням» — что были у прежних королевств до вхождения в империю и его вновь заклеймил Великий инквизитор, как гнусного позорного друида. Тудджерри советовал больше внимания уделить казне и таможне огромной империи, и наладить выгоднейшую торговлю с соседними странами по морям, что северным что южным и судоходным рекам — и тут же был обозван Корсо внове: «торгашом, которому золото застилает разум».

Сам Великий инквизитор — бредил ужесточением законов и многочисленными кострами после походов, за что получил прозвище, от коллег, «кельрикский мясник».

Алавия просто дурачился, видимо будучи при своём господине и за первого министра и за шута, одновременно.

В залу осторожно зашёл один из личных доверенных секретарей главного имперского министра Дезидерия, Тарасий и принёс своему господину поднос с сообщениями, что не терпели отлагательства при прочтении.

Главный имперский министр удивился подобному гонцу сейчас, во время столь значимой трапезы со всеми наследниками, но всё же отвлёкся от созерцания споров своих провинциальных сотоварищей и конкурентов, и немедля прочёл переданные ему документы.

Потом вовсю неприлично заулыбался и тут же быстро погасил свою улыбку, боясь столь откровенного высказывания своих чувств.

Министры продолжали собачиться меж собой, при сидящих в молчании своих правителях и явно не зная чем себя занять: пить и есть никто более не желал, а веселья за их столом как не было, так и наступало.