Избранная

Я окунаюсь в рев реки и голубоватое мерцание Ямы, которую никогда еще не видела такой пустой. Я осматриваю стены в поисках признаков жизни, но не вижу ни движения, ни фигур, затаившихся в темноте. С пистолетом в руке я иду к тропинке, которая ведет к стеклянному потолку. От пустоты меня пробирает дрожь. Пустота напоминает о бескрайнем поле в моих кошмарах с воронами.

— Почему ты считаешь себя вправе стрелять в людей? — спрашивает отец, следуя за мной по тропинке. Мы проходим мимо тату-студии. Где-то сейчас Тори? И Кристина?

— Сейчас не время обсуждать мою этику, — отвечаю я.

— Напротив, самое время, — возражает он, — потому что скоро тебе представится возможность выстрелить в кого-то еще, и если ты не понимаешь…

— Не понимаю чего? — бросаю я, не оборачиваясь. — Что каждая потерянная мной секунда означает смерть очередного альтруиста и превращение очередного лихача в убийцу? Я поняла это. Теперь твоя очередь.

— Всегда есть правильный путь.

— Почему ты так уверен, что знаешь его?

— Пожалуйста, не надо ссориться, — с укоризной перебивает Калеб. — Сейчас у нас есть дела поважнее.

Я продолжаю подниматься, мои щеки горят. Несколько месяцев назад я бы не осмелилась рявкнуть на отца. Возможно, даже несколько часов назад. Но что-то изменилось, когда застрелили мою мать. Когда отняли Тобиаса.

Сквозь рев воды я слышу, как пыхтит отец. Я забыла, что он старше меня, что его костяк хуже справляется с весом тела.

Прежде чем подняться по металлической лестнице, которая вознесет меня над стеклянным потолком, я жду в темноте и наблюдаю за солнечными бликами на стенах Ямы. Дождавшись, когда тень скользнет по залитой солнцем стене, я считаю секунды до появления следующей. Охранники совершают обход каждые полторы минуты, двадцать секунд стоят и движутся дальше.

— Там, наверху, вооруженные люди. Они убьют меня, если смогут, — тихо говорю я отцу и заглядываю ему в глаза. — Я должна им позволить?

Он несколько секунд смотрит на меня.

— Ступай, — отвечает он, — и помоги тебе Бог.

Я осторожно поднимаюсь по лестнице и останавливаюсь, прежде чем высунуть голову наружу. Я жду, наблюдая за движением теней, и, когда одна из них останавливается, делаю шаг наверх, целюсь и стреляю.

Пуля не попадает в охранника. Она разносит окно за ним. Я снова стреляю и ныряю вниз, когда пули со звоном отскакивают от пола вокруг меня. Слава богу, стеклянный потолок пуленепробиваемый, не то стекло разбилось бы и я расшиблась насмерть.

Одним охранником меньше. Я глубоко вдыхаю и поднимаю руку над потолком, глядя сквозь стекло на свою цель. Отклоняю пистолет назад и стреляю в бегущего ко мне охранника. Пуля попадает ему в плечо. К счастью, это его ведущая рука, потому что он роняет пистолет, и тот скользит ко мне по полу.

Дрожа всем телом, я бросаюсь в дыру в потолке и хватаю упавший пистолет, прежде чем охранник успевает до него добраться. Пуля со свистом проносится мимо моей головы, так близко, что ерошит мне волосы. С широко распахнутыми глазами я закидываю правую руку через плечо, отчего тело заливает жгучая боль, и три раза стреляю за спину. Одна из пуль чудом попадает в охранника, и на глаза невольно наворачиваются слезы от боли в плече. Я только что порвала шов. Я уверена в этом.

Еще один охранник стоит напротив меня. Распластавшись на животе, уперев локти в пол, я наставляю на него оба пистолета. Я смотрю в черную точку — дуло его пистолета.

Затем происходит нечто неожиданное. Он дергает подбородком в сторону. Пропускает меня.

Очевидно, он дивергент.

— Все чисто! — кричу я.

Охранник ныряет в зал пейзажа страха и исчезает.

Я медленно встаю, прижимая правую руку к груди. Я вижу только то, что прямо передо мной. Я бегу по этому пути и не смогу остановиться, не смогу ни о чем думать, пока не достигну конца.

Я протягиваю один пистолет Калебу и засовываю второй за пояс.

— Думаю, вам с Маркусом лучше остаться здесь с ним, — я киваю на Питера. — Он будет только помехой. Постарайся, чтобы за нами никто не пошел.

Надеюсь, он не понимает, что я делаю — оставляю его здесь, в безопасности, хотя он с радостью отдал бы жизнь ради нашего дела. Если я поднимусь в здание, вряд ли мне удастся вернуться. Лучшее, на что можно надеяться, — разрушить симуляцию, прежде чем меня убьют. Когда я решилась на эту верную смерть? Почему это было так просто?

— Я не могу здесь оставаться, пока ты рискуешь жизнью наверху, — возражает Калеб.

— Это необходимо.

Питер опускается на колени. Его лицо блестит от пота. На мгновение мне почти становится его жаль, но потом я вспоминаю Эдварда и как зудели мои глаза под повязкой, и жалость уступает место ненависти. Калеб наконец кивает.

Я подхожу к одному из упавших охранников и забираю его пистолет, отводя глаза от раны, ставшей для него смертельной. У меня в голове пульсирует кровь. Я не ела, не спала, не плакала, не кричала и даже не останавливалась ни на мгновение. Я закусываю губу и заставляю себя идти к лифтам на правой стороне комнаты. Восьмой уровень.

Как только двери лифта закрываются, я прислоняюсь головой к стеклу и слушаю писк.

Я смотрю на отца.