— Ты была недовольна жизнью, которую вела здесь? Возможно, ты сожалеешь о своем выборе?
Унизанные металлом брови Эрика поднимаются, лоб покрывается складками.
— Я хотел бы услышать объяснение, почему ты предала Лихость, себя и меня… — он постукивает себя по груди, — отправившись в штаб-квартиру другой фракции.
— Я…
Я глубоко вдыхаю. Он убьет меня, если узнает, кто я такая, я чувствую это. Его пальцы сжимаются в кулаки. Я одна здесь; если со мной что-то случится, никто не узнает и никто не увидит.
— Если ты не в состоянии объяснить, — тихо произносит он, — возможно, мне придется пересмотреть твой ранг. Или, поскольку ты кажешься настолько привязанной к своей бывшей фракции… возможно, мне придется пересмотреть ранги твоих друзей. Возможно, маленькая альтруистка внутри тебя отнесется к этому более серьезно.
Моя первая мысль — что он не может этого сделать, что это нечестно. Вторая — что, разумеется, может и не замедлит ни на секунду. И он прав… при мысли, что мое опрометчивое поведение может вытеснить из фракции кого-то другого, в груди все замирает от страха.
Я пытаюсь еще раз.
— Я…
Но мне тяжело дышать.
А затем дверь отворяется. Входит Тобиас.
— Что ты делаешь? — спрашивает он Эрика.
— Выйди из комнаты.
Голос Эрика становится громче, не таким монотонным. Теперь он больше похож на знакомого мне Эрика. Его лицо тоже меняется, становится подвижным и оживленным. Я таращусь на него, пораженная тем, как легко он может надевать и снимать маску, гадая, какая стратегия за этим стоит.
— Нет, — возражает Тобиас. — Она просто глупая девчонка. Ни к чему тащить ее сюда и допрашивать.
— Просто глупая девчонка, — фыркает Эрик. — Будь она просто глупой девчонкой, разве она получила бы первый ранг?
Тобиас берется двумя пальцами за переносицу и смотрит на меня между ними. Он пытается мне что-то сказать. Я быстро размышляю. Какой совет давал мне Четыре в последнее время?
Единственное, что приходит на ум: «Притворись уязвимой».
Это уже один раз сработало.
— Я… я просто была смущена и не знала, что делать.
Я засовываю руки в карманы и смотрю в пол. Затем щиплю себя за ногу так сильно, что слезы наворачиваются на глаза, и поднимаю взгляд на Эрика, хлюпая носом.
— Я попыталась… и… — Я качаю головой.
— Что попыталась? — спрашивает Эрик.
— Поцеловать меня, — отвечает Тобиас. — Но я ее отверг, и она сбежала, как пятилетка. Ее действительно не в чем винить, кроме глупости.
Мы оба ждем.
Эрик переводит взгляд с меня на Тобиаса и смеется, слишком громко и слишком долго… его смех звучит угрожающе и скребет, как наждачная бумага.
— Не рановато ли для тебя, Трис? — Он снова улыбается.
Я вытираю щеку, как будто смахиваю слезу.
— Можно идти?
— Ладно, — соглашается Эрик, — но впредь не смей покидать лагерь без сопровождения, ясно?
Он поворачивается к Тобиасу.
— А ты… лучше постарайся, чтобы переходники больше не покидали наш лагерь. И чтобы не лезли к тебе с поцелуями.
Тобиас закатывает глаза.
— Договорились.
Я выхожу из комнаты на улицу, встряхивая руками, чтобы избавиться от дрожи. Сажусь на мостовую и обнимаю колени.
Не знаю, как долго я сижу здесь, опустив голову и закрыв глаза, прежде чем дверь снова отворяется. Возможно, проходит минут двадцать, возможно, час. Тобиас идет ко мне.
Я встаю и скрещиваю руки на груди в ожидании выволочки. Я ударила его, а затем ввязалась в неприятности с лихачами — выволочки не избежать.
— Что? — спрашиваю я.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Между его бровями появляется складка, и он нежно касается моей щеки. Я смахиваю его руку.
— Ну, — начинаю я, — сначала мне дали нагоняй у всех на виду, затем пришлось болтать с женщиной, которая пытается уничтожить мою бывшую фракцию, и наконец Эрик едва не вышвырнул моих друзей из Лихости, так что да, денек был из приятных,
Он качает головой и смотрит на полуразрушенное здание справа от себя, которое сделано из кирпича и мало напоминает гладкую стеклянную иглу за моей спиной. Наверное, оно древнее. Никто больше не строит из кирпича.
— Да и вообще, какое тебе дело? Ты можешь быть либо жестоким инструктором, либо заботливым бойфрендом.
Я напрягаюсь при слове «бойфрендом». Я не собиралась использовать его так легкомысленно, но уже слишком поздно.
— Нельзя играть обе роли одновременно.
— Я не жестокий, — хмурится он. — Я защищал тебя сегодня утром. Как по-твоему, что сделали бы Питер и его идиоты-дружки, если бы узнали, что мы с тобой…
Он вздыхает.
— Ты ни за что бы не победила. Они бы непременно объявили твой ранг результатом моего покровительства, а не твоего мастерства.
Я открываю рот, чтобы возразить, но не могу. На ум приходит несколько достойных ответов, но я отмахиваюсь от них. Он прав. Мои щеки горят, и я остужаю их ладонями.
— Не надо было меня оскорблять, чтобы что-то им доказать, — наконец говорю я.
— А тебе не надо было сбегать к брату, только потому что я тебя обидел. — Он скребет в затылке. — К тому же… разве это не сработало?
— За мой счет.