Догнала я Странника у двери. Засунув руки в карманы угольно-черного плаща, которую он не успел снять по возвращению, Враг нетерпеливо дожидался меня. Все в его позе говорило о том, что в продолжение разговора мужчина не заинтересован и не прочь поскорее избавиться от надоедливого общества.
Я раздосадовано скрипнула зубами. У всех Избранных такие красивые истории о любви. Толпы поклонников с первого шага, а у меня вот это вот. С тем же успехом могла бы остаться дома. Такие же вот ходят: угрюмые, вечно занятые и зацикленные сами на себе по поводу и без.
— Мне жаль, если я тебя напугала, — попробовала я стандартную фразу.
— Ты меня не напугала, — пожал плечами он.
Я это проглотила.
— И извини, если обидела с твоим костюмом.
— Не обидела. Это униформа, я же сказал.
У меня дернулся глаз. Честное слово, неужели так сложно поддержать разговор?
— Ужин в семь, верно? — бросила я последнюю жалкую попытку завести диалог.
— Лэй подаст его тебе в комнату. Я предпочитаю ужинать в одиночестве.
Я кивнула — «ну, конечно».
Он пропустил меня вперед на узкую лестницу. Или женщин пропускали вперед вне зависимости от их положения, или Враг подозревал о моем плане скинуть его с лестницы, чтобы после проявить искреннюю заботу.
Разговор окончен, догадалась я. Повинуясь судьбе, а точнее ее полному отсутствию, поплелась к ступенькам. Шлепая босыми ногами по холодному камню, я мысленно злилась. Второй раз видимся, а он так и не спросил, почему я без обуви. Не нравлюсь я ему, хорошо, стерпим. Но неужели совсем неинтересно? Или он так сильно навидался Избранных, что его ничем не пронять?
Как, спрашивается, выделиться на фоне ста сорока семи разных вариаций «избранности»? Своей дробностью, что ли? Я — половина от Избранной. И, похоже, не самая лучшая. Вместо целого мира в списке спасаемого у меня стоит один человек.
Тинхе остановил меня на последней ступеньке.
— Ты собиралась себя убить? — неожиданно спросил он. — Это была попытка суицида?
— Нет.
Я непроизвольно скрестила руки. На моей коже не было порезов. Все осталось там — в Центре.
— Ладно, — опять пустое слово.
Мы замерли на лестничной площадке. Здесь наши пути расходились. Он шел на первый этаж, а я в свою комнату на втором. С вещами здесь не прощаются и, очевидно, ждут от них того же. Вы ведь никогда не требуете, что бы настольная лампа желала вам спокойной ночи. Или свободной ночи и независимых снов.
Новый мир пока не нанес мне существенного вреда. Враг подчеркнуто благодушно отнесся к моей персоне: личная комната, питание, свободное передвижение. Никаких репрессий в сторону моей «избранной» персоны. Он вел себя со мной так, что я почти могла назвать это дружелюбием, но истина проявлялась как раз таких в мелочах.
У меня не осталось вопросов, что могли бы его задержать и при этом не оставить на мне клеймо прилипалы. Никто не любит надоедливых. Мысленно махнув рукой, я сдалась. Если мужчина хочет уйти, его не удержать ни слезами, ни брачным договором, ни ребенком.
— Сообщишь, если что-нибудь выясниться о странности моего попаданства? — напоследок попросила я.
Мужчина остановился на верхней ступеньке. Повернулся. Рука дернулась, будто он собирался накинуть капюшон, но вовремя опомнился.
— Зачем тебе это?
Я развела руками.
— Домой тебе не вернуться, — напомнил он. — Смирись.
Я как бы смирилась. И не домой хочу, а в Центр. Но Враг прав. Дня не прошло с момента моего прибытия. Я должна переживать, но разве не для того существовал Центр, чтобы пережить основную депрессию и смириться с неизбежным.
— И у вас нет в планах, присоединить его к Золотой оси? — на всякий случай уточнила я.
— Земля — закрытый мир. В ближайшем будущем я бы не рассчитывал, что защита падет. Не знаешь, на что потратить время — поинтересуйся у лэй о ее работе. Тебе это пригодится больше, чем пространственно-временная теория междумирья.
— Если это не прямой приказ, то предпочту его проигнорировать, — нахохлилась я.
— Я не могу тебе приказывать. Ты не моя лэй и не моя вещь. Ты…
— …просто бесхозная вещь, — закончила за него я, — подобранная на улице, взятая на хранение и ожидающая, когда за ней придет хозяин.
— Отлично, ты начала понимать.
И чего Клод его ненавидит. Душка же.
Мужчина сделал еще шаг по направлению к холлу первого этажа, но вновь был остановлен.
— Если со мной что-то не так, я хочу это знать.
Перчатка мужчины сжала перила. Заскрипела кожа, затрещал поручень из слоновой кости. Нас разделяли две ступени. В таком положении я была немного выше его, но от зарождающегося страха это не спасало. Он медленно развернулся. Поднял голову. Стекающий свет ламп скользнул по отмеченному загаром лицу. Цветные радужки вспыхнули золотом и антрацитом. Обволакивающая вуаль человечности спала, возвращая чужеродное присутствие. Некую инородность, что ледяной стеной разделяло нашу принадлежность к разным мирам. Вот теперь он выглядел угрожающе.
Это существо я могла назвать Врагом.