Избранная

Дверь в задней части склада связывала оба здания. Я росла, бегая между этими двумя помещениями туда-сюда, пытаясь заниматься для школы там, где было максимально спокойно, мне приносили еду из кухни, которая как раз открывалась, играла в задней комнате или посещала постоянных клиентов за их обеденными столами.

Когда я стала достаточно большой, чтобы выглядывать из-за стойки, я стала работать официанткой в ресторане. Не всегда добровольно: было неловко, если приходили дети из школы, и я ненавидела принимать утреннюю смену на каникулах, Слайс и Морган были также и моим домашним очагом как наш оранжевый кирпичный дом.

Я потянула высокую, узкую черную дверь в Морган, латунь ручки была прохладная на ощупь. Внутри в темноте витал запах табака и виски, который впитался во внутреннюю обшивку из эбенового дерева.

Деревянные жалюзи по обе стороны были закрыты; тонкие солнечные лучи проникали насквозь и распространялись по вытертому дубовому полу.

Чарли, бармен, был занят тем, что вытирал стойку старым полотенцем. Он бегал между несколькими фигурами, которые склонились над своими стаканами или бутылками.

Было не так много работы в это время: слишком поздно для обеда, слишком рано для мужчин, которые заканчивали свою смену на фабрике, и Чарли использовал затишье, чтобы все подготовить.

Он выставлял свежие миски с орешками и кренделями, ставил в ряд стаканы рядом с водопроводным краном. В дальней нише сидел дядя Билли с чашкой кофе и пересчитывал товар; он ждал моего рассказа о встрече.

— Хочешь выпить чего-нибудь холодного, Мо? Там снаружи жарче чем в аду, — широкое, незначительное лицо Чарли просветлело, когда он улыбнулся мне и вытирал руки о белый фартук, который носил на поясе. Он уже наполнил один стакан льдом.

Собственно, я не хотела пить, но выплескивать свою злобу на Чарли тоже самое как орать на щенка. — Кола лайт?

Он украсил ее тремя вишнями, как он уже делал это, когда я была еще ребенком. — Пожалуйста, золотце. Как у тебя дела?

Я пожала плечами. — Как у тебя дела? — медленно приближался вопрос, который мне нравился меньше всего. Я слышала его миллион раз за день. — Очень хорошо. Дядя Билли хотел, чтобы я заглянула, — я кивнула назад.

Черли бросил взгляд на типа в другом конце бара. Он был таким же незаметным как и все остальные, сидел одинокий и тихий. Перед ним рядом со стаканом лежала маленькая книга.

— Хорошо, девочка, — сказал Чарли. — Побеседуем позже.

Я взяла стакан и пошла в заднюю часть помещения. К моему удивлению отец Верити уже был там. — Что ты тоже можешь сделать, — сказал он грубым голосом. — Моя жена и я… мы просто не можем…

Дядя Билли встал и пожал мистеру Грею руку. — Конечно, — сказал он. — Она была прелестной девочкой, и это ужасно, что они не могут больше ничего предпринять. Передай сердечный привет от меня Пэтти и Констанце.

Я остановилась, когда мистер Грей проходил мимо меня в тесном коридоре. — Мо, — начал он, но голос сорвался.

Я ждала, скажет ли он еще что-то, но вместо этого он слегка прикоснулся к моему плечу прежде чем уйти.

Он выглядел удрученным и бледным, как газета, которую оставили на улице под дождем. Я ощущала жгучую боль внутри, когда смотрела на него.

— Присаживайся, Мо, — сказал дядя Билли властным, но дружелюбным голосом. — Живым приходится нести тяжелое бремя, не так ли?

Я вытерла глаза. — Что хотел мистер Грей?

— Мира, — ответил он через некоторое время. — А на это потребуется много времени. Теперь о том, как прошел твой допрос?

— Я не смогла никого узнать, — я отпила глоток из стакана. — Мне показалось, что это довольно бесполезно. Ковальски задавал кучу вопросов и проигнорировал мои ответы.

— Я думаю, он спрашивал обо мне.

— Да. Но Эльза присекла это.

— Я убежден в этом, — сказал он с довольной ухмылкой.

— Это выглядит так, как будто им безразлично, кто убил Верити, — я не хотела говорить, но это вырвалось у меня.

Он беспечно махнул рукой. — Эльза пошлет их в правильном направлении, моя дорогая. Она будет хорошо заботиться о тебе.

Мне никто не нужен, кто будет обо мне заботиться, но мне казалось это было бы неблагодарным. Кроме того, дядя Билли еще никогда не был пойман.

— Я хочу, чтобы они поймали тех, кто это сделал.

Он кивнул. — Ты хочешь справедливости. Но это тяжело ограничиваться справедливостью и не мстить.

— Есть различия?

— Справедливость состоит в том, чтобы позволить заплатить им за боль Верити. Месть состоит в том, чтобы самому заставить их заплатить.

— Я хочу и того и другого.

— Конечно, ты хочешь этого. Но ты должна предоставить это другим, — строгость перекрыла сочувствие в его голосе.

Боже, я сыта по горло, что все рассказывали мне, насколько осторожной я должна быть. Было слишком много изменений: смерть Верити, любопытство Ковальски, странности Люка; и тихая и осторожная больше не подходили мне.

Это было мучительно. Также одиноко. Я провела семнадцать лет, безмолвно следуя каждому правилу регулирующего механизма. По большей части это проходило хорошо.

Но смерть Верити расколола мою жизнь на две половины, до и после, и ничто больше не было таким как прежде, как должно быть.