Избранная демоном (СИ)

В знаках воинского отличия нет недостатка: огненные узоры покрывают рельефное тело тэна чуть ли не целиком, что говорит, что передо мной не простой воин, а один из правителей Вершины Мира.

Вглядевшись во властное лицо внимательнее, я охнула, когда узнала его: это был великий воин Ягат Свирепый, тсар земель под названием Блэр-Джар.

Отец приподнялся, приветствуя тсара Блэр-Джар, одного из немногих, кто стоял у истоков Тысячелетней войны. Глядя на словно высеченное из скалы мускулистое тело, встречая пронзительный цвет красно-огненных глаз я не могла поверить, что тэну более двух тысяч лет веков.

Отец, рожденный на исходе Тысячелетней войны, и всегда казавшийся самым взрослым и мудрым, был чуть ли не вдвое моложе темнокожего исполина.

Ответив на приветствие отца, Ягат Свирепый заговорил. Голос его зазвучал громовыми раскатами, отражаясь от стен и потолка тронного зала.

— Я пришел приветствовать тебя, великий тсар, и твою прекрасную тсари. Я пришел поздравить вас со Слиянием четвертой принцессы. Но я опоздал к началу и не стоит нарушать порядок. Пусть сначала скажут те, кто собирались. Затем скажу я.

Арон, чья очередь была говорить, склонился перед тсаром в почтительном поклоне.

— Говори, великий воин Ягат Свирепый, прошедший Тысячелетнюю войну и бездну. Я с радостью уступаю тебе свою очередь, в знак уважения к твоим заслугам, которым нет числа.

Я подумала, что если Ягат Свирепый стоял у самых истоков Тысячелетней войны, то его заслуги должны сильно уступать прегрешениям. Помыслив так, я устыдилась, вспомнив, что Мать даровала прощение всему нашему народу и все участники Тысячелетней войны искупили вину.

Заметив, как благодарно отец кивнул Арону, я подумала, что сдержанность тэна порадовала его.

Ягат поблагодарил Арона кивком и заговорил.

— Я не умею долго и красиво говорить, как нынешние воины, — в голосе тэна прозвучала усмешка, мне даже показалось, что он не верит в то, что говорит, но тут же отогнала эту мысль, как недостойную.

Воин продолжал:

— Но я поздравляю тебя, тсар, и твою тсари, с великой благостью — Слиянием вашей четвертой дочери!

Я слышала о том, что есть среди тэнов иных Джаров есть те, кто считает тэнов выше, чем пери, такие никогда не разделят трон с женщиной. Я слышала, что распознать их можно по одному признаку в разговоре: они всегда обращаются сначала к тэну, и только затем к пери. В нашем Джаре принято приветствовать сначала пери, из уважения к Матери Анахите, которая даровала женщинам-тэнгериям свою сущность.

Наставница искусства наслаждений любит повторять:

— Таким тэнам дай волю, и они поселят пери в отдельной половине дома, как принято кое-где на нижней земле. Там мужчины кутают женщин в немыслимые одежды, скрывая их прелесть от глаз и избегают смотреть лишний раз из опасения, что не смогут держать под контролем свою страсть. Сдается мне, если бы не страх быть опозоренными своей слабостью, многие тэны Джар-Тэ поступали бы так же.

— Но разве великие воины чего-то боятся? — спросила однажды я. — Не на нижней земле, а наши? Тэны?

Наставница погладила меня по голове и ласково пояснила:

— Конечно, милая, все, даже могучие тэны, имеют свои страхи. Они боятся показать свою слабость и несдержанность, боятся быть отвергнутыми пери, но больше всего тэнгерии боятся услышать Голос. Потому что знают, есть сила, которой не смогут противостоять.

Стоило вспомнить о том, с каким страданием на лице наставница говорила о Голосе, мне стало зябко и я поежилась. Тычок Лалы вернул в реальность.

Я снова уставилась на могучего темнокожего тэна, за чьей спиной стоит Арон.

— Но я пришел не только для того, чтобы поздравить тебя со Слиянием дочери, Оридан, — сказал тсар Блэр-Джар. Грядет вторжение.

Стоило прозвучать последнему слову, как на тронный зал, и без того тихий, опустилась гробовая тишина. Все прислушивались к каждому слову Ягата Свирепого.

— Во главе темных сил встал тот, кто хочет вернуть былое.

Ягат говорил глухо, отстраненно, словно его это не касалось, но мне подумалось, что не слышу в его голосе ни скорби, ни сожаления.

— Вторжение невозможно. Мы все подчиняемся сонму Семерых, — сказал отец, нахмурившись, и добавил: — И ты, Ягат.

— Да, — согласился тэн. — Но у того, кто поведет тьму, есть Голос.

В наступившей тишине было слышно, как каплет из чьего-то опрокинутого кубка.

Кап. Кап. Кап.

Мне показалось, что с капелью утекают последние капли привычной, безмятежной жизни, всего, что любила и единственного, что знала.

— Ты говоришь…

— О роге Аримана, — закончил за отца тэн и глаза его сверкнули огнем.