Читаем Избранная лирика полностью

Ныне на путь вести твоей вышлю свой взор, И — вассалам! Кончен на том мой разговор.

6

Поверь, что душу за тебя отдам я, Весь мир, тебя одну любя, отдам я!

Я жизнь отдать готов за стан твой гибкий, Стать жертвой глаз твоих, твоей улыбки.

Из-за тебя одной мои мученья, Скажи мне, где найду я исцеленье?

Ты для меня — источник всех мечтаний, Достичь тебя — предел моих желаний.

Пусть жизнь твоя, души моей царица, С красой твоей пленительной сравнится.

Прекрасное должно быть бесконечно, Так пусть и жизнь твоя продлится вечно!

Пришел гонец, принес твое посланье, В нем и любви и верности дыханье.

Оно больное тело оживило,

Водою Хызра душу напоило.

Я, как святыню, целовал листочки От первой строчки до последней строчки.

Мне фраза каждая казалась сказкой, И слово каждое дышало лаской.

Верна подруга мне и любит нежно, Велик аллах! Она осталась прежней!

И я люблю ее все с той же силой, Пусть дни идут, ей верен — до могилы!

Из одинокой хижины разлуки

Приду я в храм свиданья. Прочь все муки!

И если бог (воздам хвалу я. богу!) Поможет мне найти к тебе дорогу,

Иль, милость оказав, тебе поможет, Прийти ко мне (о, помоги ей, боже!).

Как мотылек, взлечу я над тобою, Начну кружить над милой головою.

Ты овладела мыслями моими, И каждый миг твое твержу я имя!

Хочу, чтоб ослепительной луною

Твое лицо горело надо мною!

А если нет — пусть тут же станет прахом Все созданное на земле аллахом.

Перевернутся пусть земля и небо, Чтоб я не помнил: есть я, был ли, не был!

Я все сказал. Теперь прошу тебя я: Живи и, впредь меня не забывая,

Храни любовь возвышенной и чистой И обходи измены путь тернистый.

Бабура вспоминай, пиши почаще, Письмо твое — бальзам душе скорбящей.

Заканчиваю этим я посланье, Прими привет и счастья пожеланье.

Было со мной: ночью лежу, духом смятен, Влага в глазах, в жилах огонь, крови взамен.

Так я лежу, душу гнетет бремя тоски, Сердце свое, горько стеня, рву на куски.

Века дела перебирал, мысля всю ночь, Также дела жизни своей числя всю ночь.

То я лежал, то иногда вскакивал я, Спорил с судьбой, сам над собой плакивал я.

Так я взывал: «О мой тиран, сколь ты жесток, Несправедлив к жертве своей, злобный мой рок

Верности чужд, правды в тебе малости нет, К праведникам, к мученикам жалости нет.

Занят одним делом, палач, ты искони:

Казни и гнет! Или казни, иль изгони!

Чем я тебе так помешал, чем надоел?

Ведь между мной и меж тобой не было дел!

В тесном углу мира один жить я привык, В скудной тиши, горести сын, жить я привык.

Я не роптал, радовался, что одинок, Что от друзей, что от всего мира далек.

Счастье познав истиннейшей сути свобод, Освобожден был я от всех низких забот.

Сам я избрал этот покой, этот затвор, О, если б мог я пребывать в нем до сих пор!

Словно во сне, жил я, но ты — настороже — Сон мой прервав, новый капкан ставил душе.

В новый капкан мне суждено было попасть, Имя ему — царский венец, ханская власть.

Сделав меня счастьем друзей, горем врагов, Под ноги мне ты ль не поверг вскоре врагов?

В пору, когда я возлюбил радостей пыл, В пору, когда слово «печаль» я позабыл, —

Ты мою власть отнял, всего снова лишил, Родины прах отнял, меня крова лишил.

Сделал меня дервишем ты, в нищенство вверг, И предо мной радостей свет сразу померк.

Определил ты мне в друзья горе и страх, Боль и печаль стали моей стражей в путях.

Радости где? Почести, власть, слава? Их нет!

Где все друзья? Слева их нет, справа их нет!

Это же все было, а ты отнял, палач!

Встречусь теперь людям — и вслед слышу их плач.

Что ж ты меня возвеличал, если я мал?

И для чего с прахом сравнял, раз поднимал?

Кары такой и не постичь здравым умом:

Дом возвести — и развалить собственный дом!

Вовсе в тебе совести нет, жалости нет, Даже добра, видно, в тебе малости нет!

Как же такой мир почитать, верить в него?

Мерой какой низости мне мерить его?

Он ли души прочный оплот, крепость надежд? Бич мудрецов, славы родник он для невежд!

Их неспроста держит в чести он искони — Столь же он груб, столь же лукав, как и они.

Нет, мудрецу жить с ним в ладу мига нельзя! Лжи и коварств молча терпеть иго — нельзя!»

В мыслях таких я не смыкал глаз в эту ночь, В горе моем кто же когда мог мне помочь?

Так пролежал я до утра — и, наконец, Солнце взошло, вестник добра, лекарь сердец.

Молвило мне по доброте вечной оно: «Чем же, мой сын, сердце твое омрачено?

О имя рек, ведомо мне: ты угнетен, Но, человек, ты не навек брошен в зиндон.

Мне в океан всех мировых слез не собрать — Низок сей мир, но на него сердце не трать!

Стоит ли он даже хулы, весь этот мир!

Стоит ли он горсти золы, весь этот мир!

Даже забудь имя его — мерзость и грязь!

Дух закалив, с миром порви всякую связь.

Золото здесь ты потерял, почести, власть?

В жертву за них душу свою стоит ли класть?

Короток срок радостей всех мира сего:

Око открыл, око закрыл — только всего!..»

8

Коль память обо мне, ты, ветер мой, хранишь, Заговори со мной, мои слова услышь!

Меня ты пожалей, найди моих друзей

И расскажи им все об участи моей.

О том, чем я живу, о вере и беде.

О том, куда иду и обитаю где.

Скажи моим друзьям: «Живет Захириддин, Как описал он сам в посланьях «Мубайин».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги