Избранная лирика

Любви ее радость ко мне не являлась, покуда Я сердце наукою мук умудренным не сделал.

Где жемчуг зубов ее? Сам я — каких только ссадин

Зубами на теле моем истомленном не сделал!

Бабур, на судьбу ты не плачься — к чему эти стоны?

Ведь ими ты сонное счастье бессонным не сделал!

Милой ноги целуя, вознесусь головой к небесам.

Ты возьми мою руку — руку счастья поймаю я сам.

Даже падая, буду за одежды цепляться твои, Я умру, если к этим припадать перестану стопам!

Юной пери отвергнут, я старею, влюбленный в нее, Лучше смерть, чем, тоскуя, приближаться к преклонным

летам.

Тайну сердца прошу я начертать на могильной плите, Чтоб любовь к луноликой о себе говорила и там.

Не рычи на Бабура, собака подруги моей:

С кем еще на чужбине я могу предаваться мечтам?

60

Из-за любви к тебе, недружелюбной, и я бездомным стал;

Нет, не «бездомным», — я скитальцем в мире скорбей огромном стал.

Не поцелуешь — потеряю душу в пути; ведь я теперь Бродить в краю небытия безмолвном, пустом и темном

стал.

Я об устах луны спросил, и сразу их тайну разгадал, Смотрите, сведущим каким я в деле головоломном стал!

В служенье лукобровым, тонкостанным я постоянным был, И все-таки живой мишенью стрелам их вероломным стал.

Над повестью про бедного Фархада смеялся я, но вот Свою Ширин увидел я, и схожим с Фархадом, скромным

стал.

Что удивительного в том, что счастья не испытав, Бабур, От горестей разлуки слабым, совсем никчемным стал?!

Твой гибкий стан, пушок ланит, твой ясный глаз, прекрасный лик — Мой кипарис, мой базилик, живой нарцисс и роз цветник.

Из-за рубина уст твоих, походки, красоты, речей — Душа светла, глаза горят, красноречив и смел язык.

Моей шалуньей озорной замучен я, ошеломлен, Я еле жив, а в ней кипит веселой живости родник.

От безысходности судьбы, из-за бесплодности мольбы Я плачу, жалуюсь, кричу, я, опечаленный поник.

Из-за превратностей любви, скитальчества в чужих краях, Я — как Меджнун, моя родня — беда, удел мой — скорбный крик.

Для стрел твоих, красы твоей, для мук и для любви к тебе —

Бабура тело — цель, глаза — жилье, грудь — сень, душа — тайник.

62

Разве я у возлюбленных верность, смиренье видел? Кто мне скажет, что гурий, не склонных к измене, видел?

Любовались глаза мои прелестью этой пери, Кровь из них полилась — мир я словно в затменье видел.

Суждено ли мне, господи, чтоб еще в этой жизни От «покоя души» я покой — не мученье — видел?

Смотрит кровоточащее око, а в сердце — горе...

Ах, зачем каждый день горя этого тень я видел?

О Бабур, не надейся найти постоянство в людях:

В обитателях мира кто верность, смиренье видел?

Хорошо, что я снова увижу тебя, мой цветок, Хорошо, что лицом своим пыль я сотру с твоих ног.

Не болтай: «На тебя и не смотрит подруга твоя!»

Не пугай — от нее и не это стерпеть бы я смог.

Пусть ко мне ты была и придирчива и жестока, Я тебя не отвергну — я верность подруге сберег.

О, когда я свиданья вином на мгновенье упьюсь?

От похмелья разлуки уже я совсем изнемог.

Ввергнут в пламя тоски, я ищу утешенья в вине:

Может быть, я залью тот огонь, что разлукой разжег?

64

Настало время уходить, покинуть старый кров, Иди, куда глаза глядят, избавлен от оков.

Вдали от суеты мирской я стать святым хочу.

Доколе унижаться мне перед толпой глупцов?

Они преследуют меня... О, если бы навек

Не видеть человечьих лиц, людских не слышать слов!

Больное сердце не кори за бегство: ведь оно

Не так безумно, чтоб его я запер на засов!

Не говори: «Постой, Бабур, куда тебя несет?»

А что поделать я могу, коль божий суд таков?

Доколе молвой пробавляться, что ты словно роза в саду?

Когда, наконец, я в свиданье от мук исцеленье найду?

Хотя бы из жалости только взглянуть на себя прикажи, Я жажду увидеть, услышать тебя наяву, не в бреду!

Я — пес твой; волос твоих цепью за шею меня привяжи, Иначе в долине разлуки, боюсь — заблужусь, пропаду.

Отвергнешь ли неумолимо, небрежно ли мимо пройдешь, Что делать? Унижусь, обижусь, заплачу, встречая беду.

А если Бабур головою к твоим не приникнет ногам, Куда понесут меня ноги — с поникшим челом я пойду.

66

Эти губы-сластены сыплют сахар слов на пиру, Эти косы-арканы манят, расплетясь на ветру.

То лукавые брови сдвинешь, то прищуришь глаза, Сколько бед я узнал, поверив в эту злую игру!

Как вода, твой меч переливчат, и, летя на коне, Ты мое раздуваешь пламя, я от скачки — в жару.

Без очей твоих заболел я — взгляд один подари, Исцеленный таким лекарством, я тогда не умру.

Прочь уйти от ночи разлуки ты не можешь, Бабур, Как ни мечешься ты, стараясь раньше встать поутру.

Ты доколе, смеясь, бередить мои раны будешь, И кудрями мне разум мутить неустанно будешь?

О, доколе ты будешь других возносить до неба, А меня ты с землею равнять невозбранно будешь?

О, доколе, скажи, унижать мое сердце бранью

Эту душу держать ты во власти обмана будешь?

Мне пойти к тебе — трудно — тебе же легко. Всевышний Трудность мне облегчит — ты со мной постоянно будешь!

Не дождешься, Бабур, похвалы от своей подруги, Даже если ты красноречивей Хассана будешь!

68

Своим жильем мой глаз живой ты сделала, Каморку сердца вновь жилой ты сделала.