Избранная морского принца

   Алестар жадно разглядывал смуглую спину и плечи, любовался, как перекатываются под золотистой кожей плоские красивые мышцы, когда жрица водит железным прутиком перед носом у салру со своей стороны клетки. Тот метался у решетки, с упоением пытаясь схватить игрушку, но прутья клетки мешали, а коварная добыча то ныряла между ними, то вовремя отдергивалась, и малек только возмущенно клацал пастью. Зубы у него, кстати, были уже далеко не безобидные: железо не перекусит, а вот палец лучше не подставлять.

   Джиад снова медленно повела прутом вдоль клетки, вытянув руку с игрушкой далеко в сторону и вверх, ложбинка вдоль позвоночника дрогнула, напрягаясь, и Алестар даже сглотнул, так явно ему представился вкус кожи, если сейчас наклониться и провести языком. Откуда? Откуда он знает эту горячую шелковистую нежность, так не похожую на вкус иреназе? Ах да, пробовал однажды… Лизнул, когда…

   Воспоминания обожгли стыдом. Алестар даже вздрогнул виновато, и тут же Джиад обернулась, встретившись с ним взглядом. Лицо её, как и боялся Алестар, закаменело, только глаза остались живыми и сердитыми.

   — И долго вы его собираетесь в клетке держать? — холодно поинтересовалась жрица. — Все ведь зажило.

   Действительно, зажило, даже шрамов не видно. И вымахал малек изрядно, теперь он был длиннее руки от пальцев до локтя. Интересно, кто его кормил все это время?

   — Твой зверь, ты и выпускай, — отозвался Алестар, продолжая любоваться сидящей теперь к нему боком девушкой. — Он уже сам ест, наверное. Только место надо найти спокойное, без маару и подальше от города.

   Джиад покосилась на малька, в глазах мелькнула растерянность. Ну да, откуда человеку разбираться в местных опасностях?

   — Я помогу, — поспешно сказал Алестар, пока жрице не пришло в голову попросить об услуге кого-нибудь другого. — Есть долина, там не охотятся. И маару там нет. Я покажу.

   Растерянность во взгляде сменилась угрюмой обреченностью. Жрица молча кивнула и снова отвернулась к клетке, а у Алестара внутри болезненно заныло тоской. Вернулась-то Джиад добровольно, только ясно, что ей здесь плохо. Почему? И понимает ли она, что в прошлый раз её пытались спасти, а не обидеть?

   — Джиад! — окликнул Алестар напряженную спину и темное облачко волос, колышущихся вокруг затылка. — Ты позволишь с тобой поговорить?

   — Как пожелаете, — бросила жрица, не торопясь, впрочем, поворачиваться. — Я вас прекрасно слышу, ваше высочество.

   Намек был прозрачен, словно новорожденная медуза: возвращаться на постель, ближе к Алестару, она не собиралась. И даже смотреть на него не хотела!

   Глубоко вдохнув, Алестар постарался унять поднимающееся раздражение. Это Джиад. Его Джиад.

   — Прости, — сказал он вслух как мог спокойно и мягко. — В тот раз, последний… Я наговорил тебе… всего. Я не хотел тебя обидеть, клянусь.

   — Знаю, — равнодушно уронила девушка. — Вы хотели меня обмануть. Чтобы я не стала думать, а просто уплыла наверх.

   — Да! — выдохнул Алестар облегченно. — Я хотел спасти тебя, понимаешь?

   — У вас получилось, — прозвучало так же бесстрастно, если только Алестару не чудился под штилем этого спокойствия зарождающийся шторм. — Может, мне вас еще и поблагодарить? За великодушие.

   — Джиад, — безнадежно повторил Алестар, чувствуя, что тепло, обволакивающее его с прошлого пробуждения, стремительно исчезает. — Зачем ты так? Я просто хотел спасти тебя. Ты не заслужила смерти. И всего остального тоже. Я знаю, что виноват…. Но я хотел помочь…

   — А просто сказать мне, в чем дело, вы не могли? Непременно надо было врать и унижать?

   Все-таки это был шторм. И не простой, а королевский, из тех, что мешают небо с морем в круговерти волн и ветра. У Алестара даже во рту стало солоно от предчувствия беды.

   — Надо, — упрямо сказал он. — Иначе ты бы не уплыла. Ты всегда думаешь о других, а о себе уже потом, если успеваешь. Я должен был тебя спасти.

   — Пожалуй, я все-таки выражу вам глубочайшую благодарность, ваше высочество…

   Жрица, не вставая, развернулась одним гибким и плавным движением — на зависть любой мурене-убийце, глянула на Алестара, растянула губы в подобии улыбки. Помолчав, продолжила:

   — Вы ведь пожертвовали собой, верно? Это у вас семейное — делать с другими то, что хотите или считаете нужным. А плохое или хорошее — кому как повезет. Захотели — насиловали и мучили, захотели — спасли и отпустили. Правда, потом все головорезы побережья гоняли меня по городу, как дичь, пытаясь вернуть в море. А когда не вышло, ваши жрецы решили притянуть меня магией, словно рыбину, заглотившую наживку. Ничего, что крючок рвет нутро, — быстрее и вернее получится. Вы-то, конечно, ни при чем, за это мне надо благодарить вашего отца. Ну, считайте, что вы с ним по разу каждый меня убили и по разу спасли. Как в игре! Теперь что? Чья очередь быть хорошим, а чья — плохим? Да только игрушке все равно, кто ее ломает, а кто — чинит! Я вам не игрушка, ваше морское высочество…