Избранная проза

Свистнула русалка. Как припустит солдат – трава под ним надвое, в ушах ветер попискивает, сердце – колотушкой, медяки в кармане позвякивают… Уж и ракита недалече, – только впереди на воде, видит он, вода штопором забурлила и будто рыбья чешуя цыганским монистом на лунной дорожке блестит… Добежал, – штык ей в спину! – плещется русалка супротив ракиты, серебряным голосом измывается:

– Что ж вы, солдатик, запыхавшись? Серьгу бы из уха вынули, – бежать бы легче было… Ну, что ж, давай повернем. Солдатское счастье, поди, с изнанки себя обнаруживает…

Повернулся солдат и отдышаться не успел, да как вдругорядь дернет: прямо из кожи рвется, локтем поддает, головой лозу буравит… Врешь, язви твою душу, – в первый раз недолет, во второй перелет, – разницей подавишься!

Достиг до первоначального места, глянул в воду, – так фуражку оземь и шмякнул. Распростерлась рыбья девка под кручей, хвост в кольцо свивает, солдату зеленым зрачком подмигивает:

– С легким паром. Что ж серьгу так и не снял? Экой ты, изумруд мой, непонятливый. Камушек пососи, а то с натуги лопнешь.

Сидит солдат над кручею, грудь во все мехи дышит… Стало быть, казенному сапогу так и пропадать? Покажет ему теперь фельдфебель, где русалки зимуют. Натянул он второй сапог, что для легкости разгона снял, – слышит, под портянкой хрустит чтой-то. Сунул он руку, – ах, бес. Да это ж губная гармония, – за голенищем она у солдата завсегда болталась… У конопатого венгерца, что мышеловки вразнос торгует, в городе купил.

Приложился с горя солдат к звонким скважинам, дохнул, слева-направо губами прошелся, – русалка так и стрепенулась.

– Ах, солдатик! Что за штука такая?

– Не штука, дура, а музыка… Русскую песню играю.

– Дай мне. Ну-ка, дай!.. Я в камышах по ночам вашего брата приманивать буду…

Ишь, студень холодный, чего выдумала. Чтоб землякам на погибель солдат же ей и способ предоставил… Однако без хитрости и козы не выдоишь. Играет он, на тихие голоски песню выводит, а сам все обдумывает: как бы ее, скользкую бабу, вокруг пальца обвести.

– Сапог вернешь, тогда, может, и отдам…

Засмеялась русалка, аж по спине у него холодок ужом прополз.

– Сойди-ка, сахарный, поближе. Дай гармонь в руках подержать, авось обменяю.

Так он тебе и сошел… Добыл солдат из кармана леску, – не без запасу ходил, – скрозь гармонь продел, издаля русалке бросил.

– На, поиграй… Я тебе, – даром что чертовка, – полное доверие оказываю. Дуй в мою голову…

Выхватила она из воды игрушку, в лунной ручке зажала, да к губам, – глаза так светляками и загорелись. Ан вместо песни пузыри с хрипом вдоль гармони бегут. Само собой: инструмент намокши, да и она, шкура, понятия настоящего не имела… Зря в одно место дует, – то в себя, то из себя слюнку тянет.

– В чем, солдат, дело? Почему у тебя ладно, стежок в стежок, а у меня будто жаба на луну квохчет?

– А потому, красава, что башка у тебя дырява. Соображения в тебе нет. Гармонь в воде набрякла, – я ее завсегда для сухости в голенище ношу. Сунь-ка ее в свой сапог, да поглубже заткни, да на лунный камень поставь. Она и отойдет, соловьем на губах зальется. А играть я тебя в два счета обучу, как инструмент-от подсохнет.

Подплыла она, дуреха сырая, к камушку, гармонь в сапог, в самый носок, честно забила, – к бережку вернулась, хвостом, будто пес, умиленно виляет:

– Так обучишь, солдатик?

– Обучу, рыбка. Козел у нас полковой дюже к музыке неспособный, а такую красавицу как не обучить… Только что мне за выучку будет?

– Хочешь, земчугу горстку я тебе со дна добуду?

– Что ж, вали. В солдатском хозяйстве и земчуг пригодится.

Мырнула она под кувшинки – круги так и пошли.

А солдат не дурак – леску-то неприметную в руках дернул. Стал он подтягивать – гармонь поперек в сапоге стала… Плюхнулся сапог в воду, да к солдату по леске тихим манером и подвалился.

Вылил солдат воду, гармонь выудил, в сапог ногу вбил, каблуком прихлопнул… Эх, ты, выдра тебя загрызи!.. Ваша сестра хитра, а солдат еще подковыристее…

Обобрал заодно сачком раков, что вокруг мяса на палке кишмя кишели, да скорее в лозу, чтобы ножки обутые скрыть.

Вынырнула русалка, в ручку сплюнула – полон рот тины, в другой горсти земчуг белеет…

– Примай, кавалер, подарок…

Бросил он ей фуражку, не самому же подходить:

– Сыпь, милая… Да дуй полным ходом к камушку, гармонь в сапоге-то, чай, на лунном свете давно высохла.

Поплыла она наперерез, а солдат скорее за фуражку, земчуг в кисет всыпал – вот он и с прибылью…

Доплыла она, шлендра полоротая, на камушек тюленем взлезла, да как завоет, – будто чайка подбитая:

– Ох, ох! А сапог-то мой где? Водяник тебя задави-и…

А солдат ей с пригорка фуражечкой машет:

– Сапог на мне, гармонь при мне, а за земчуг покорнейше благодарю. Танюша у нас сухопутная в городе имеется, как раз ей на ожерелко хватит… Счастливо оставаться, барышня. Раков, ваших подданных, тоже прихватил, – фельдфебель за ваше здоровье полускает…

Сплеснула русалка лунными руками, хотела было пронзительное слово загнуть – да какая ж у нее супротив солдата словесность.

Армейский спотыкач