Избранник

«Рувим, что мог наш народ сказать Богу во время восстания Хмельницкого? Евреи не могли возблагодарить Его за погромы, происходившие на их глазах, и не могли отрицать Его существование. И тогда многие уверовали, что грядет Мессия. Ты ведь помнишь Рувим, что те евреи, которые верят в скорый приход Мессии, верят также, что перед этим наступят последние времена. В миг, когда жизнь кажется потерявшей смысл, — в этот самый миг человек должен попытаться найти новый смысл. И поэтому тысячи и тысячи евреев как в Западной, так и в Восточной Европе начали смотреть на восстание Хмельницкого как на предвестие пришествия Мессии. Они молились, постились и каялись — и все для того, чтобы приблизить его явление. И он явился. Его звали Шабтай Цви. Он объявил себя Мессией примерно в то же время, когда начались погромы. Больше половины еврейского мира последовала за ним. Когда, много лет спустя, стало ясно, что он мошенник, — можешь себе представить, какие последствия это возымело для еврейского мира. Восстание Хмельницкого стало физической катастрофой, лжемессия — духовной.

Мы такие же люди, как другие, Рувим. Мы не можем пережить катастрофу, просто обращаясь к некоей невидимой силе. Мы деградируем так же легко, как любой другой народ. Так и случилось с польским еврейством. К восемнадцатому веку оно деградировало. Еврейская ученость умерла. Ее место заняли бесплодные споры о предметах, не имевших прямого отношения к отчаянным нуждам простых евреев. „Пилпул“[26], вот как назывались подобные споры — пустая, бессмысленная аргументация, основанная на тончайших нюансах Талмуда, не имевшая отношения более ни к чему на свете. Еврейских законников стало интересовать лишь одно: показать другим еврейским законникам, сколь много они знают, сколь огромным количеством текстов могут они манипулировать. Их ни на гран не интересовало обучение простых евреев, передача своих знаний и повышение культурного уровня народа. Так между законниками и народом выросла глухая стена. А еще это было время диких предрассудков. Евреи верили, что повсюду кишат демоны и духи, которые мучают людей, рвут тело и запугивают душу. Эти поверья распространились среди всех людей, но хуже всего — среди самых необразованных. У законников, по крайней мере, был их пилпул, чтобы держать мысли в узде.

А теперь подумай, Рувим, — если тебя повсюду окружают силы, желающие тебя погубить, как ты можешь спастись? Конечно, ты должен попытаться разрушить эти силы. Но простые евреи не верили в собственные силы. Только у очень сведущих людей достанет на то умения, чувствовали они. Так на сцену вышли евреи, считающиеся способными отгонять духов и демонов. На таких людей смотрели как на святых, и они приобрели огромную известность в Польше. Считалось, что их сила проистекает от их умения комбинировать буквы, из которых складываются тайные имена Бога. Вот почему их звали „бааль-шемы“ — „Владыки Имени“. Чтобы изгнать злых духов, они писали слова на магических амулетах, прописывали снадобья, исполняли дикие танцы, надевали талит и тфилин поверх белых одеяний; жгли черные свечи, трубили в шофар, декламировали псалмы, кричали, умоляли, хрипели — проделывали все, чтобы изгнать злого духа из человека, который, скажем, мог быть болен, или отогнать его от роженицы, которая готова была разрешиться. Так низко пал наш народ в Польше в восемнадцатом столетии, Рувим. И здесь-то и начинается на самом деле мой ответ на твой вопрос о сыне рабби Сендерса».