Избранник

На том просители и покинули свою госпожу. А у нее после их ухода все еще колотилось сердце, трепетно и блаженно-испуганно. Она улыбнулась, испугалась своей улыбки, сурово подавила ее, на глазах у нее показались слезы, и, так как одна слезинка потекла по щеке, Сибилле пришлось опять улыбнуться. В такое смятение повергло ее это ходатайство. Она поспешила в свою часовню при замке, где ее никто не увидел бы и где она могла излить свою душу в молитве, – не к мужским ипостасям Божества, но к Матери, к великой Царице Небесной, устремились все ее упования, ибо с самим Богом она была не в ладу сперва из-за совершенного ею греха, а затем из упрямства.

Перед скамеечкой, где она стояла на коленях, висела прекрасная, отличного письма, икона, изображавшая Богородицу. Пречистая Дева с кротким смиреньем принимала из уст крылатого вестника невероятную весть – она сидела в бревенчатом женском покое, с лучезарным венцом над гладко причесанной головкой, держа в приподнятых ручках книгу, которую она читала в своей невинности и от которой почти нехотя отвернулась, словно предпочла бы возобновить тихое свое занятие, чем слушать кудрявого ангела в голубой мантии поверх белого, с буфами, одеяния, каковой согбенно застыл у двери, указуя вверх перстом левой руки и протягивая правой свернутый в трубку листок – грамоту, где черным по белому было написано то, о чем вещал Деве его маленький алый рот. А Пречистая, опустив вежды и не глядя ни на него, ни на книгу, в святой стыдливости потупила взор, как будто хотела сказать: «Я? Как же так? Не может этого быть! Пусть у тебя и крылья, и грамота, и ты появился не отворив двери, но я сидела здесь за книгой без всяких честолюбивых мыслей и никак не ждала подобного посещения».

Взирая со своей скамеечки на это милое сердцу изображение, Сибилла молилась:

– Мария, ласковая царица, помоги мне, Святая Дева, сладостная супруга Господня, ниспошли помощь и совет грешнице, принадлежащей к тому же, что и ты, нежному полу и повергнутой в великое смятение требованием, предъявленным к ее женственности. Тебя, заступница всеблагая, она о милости молит, рыдая, в горькой беспомощности своей. Сжалься над ней! Святого Духа сосуд святой, ты удостоена чести такой – в собственном лоне, ни мало ни много, выносить Бога, Бога, который – о дивное диво! – сам же тебя избрал прозорливо и повелел тебе матерью стать, – это не так-то просто понять.

Sancta Maria, gratia plena[111], славит и хвалит тебя неизменно небесный хор, и небесный двор, и херувим, и серафим, и все ангелы Бога, что от века витают пред ним. Пророки, апостолы и святые рады Марии, дивно родившей сына Господня, который сам же Господь сегодня, который – о чудо! – вошел в твое чрево, Пречистая Дева!

Кроткая Мария, милостивая Мария, милосерднейшая Мария, benedictus fructus ventris tui! Stella maris[112] тебя называют везде по доброй звезде, приводящей усталое судно к причалу, и поэтому ты привести пожелала к нашей стране, прямо ко мне, милого юношу, чтобы о нем думала я ночью и днем, ибо, нежданно придя из-за моря, он избавил меня от горя: рукою, твердою в бою, он спас страну мою. Сказать не хватит сил, насколько мне он мил. Хотела бы я всласть к власам его припасть, а коль возалчет сам – к его губам.

Пречистая Мария, благословенная в женах, единственная на свете мать, сподобившаяся от Бога зачать, я, горькая, жду твоего решенья! Пойми, меня радует их предложенье, казня мое сердце заботой великой: хочу, чтобы юноша был мне владыкой! Владыкой владычицы – честь по заслугам! Но горе – меж мною и доблестным другом встал грех, что я, увы, совершила с тем, кого меня Небо лишило. Поклявшись Богу, что я отрекаюсь от женской стати, я ныне каюсь, ныне скорблю я, ибо люблю я этого юношу от души. Молю тебя, sancta Maria[113], скажи: можно ль, суждено ли мне в земной юдоли стать женою вновь и познать любовь, чтоб мой грех старинный разделил невинный?

О том в неведенье пекусь, никак ответить не решусь. Молю, сомненья разреши испуганной души, снищи у Господа мне милость, хоть я и провинилась! Ты еси чадо Божие, с прочими его чадами схожее, но все-таки ты Богородица, отчего Всевышнему и приходится исполнять все, что ты скажешь или укажешь. С лукавством женским добавить могу, что ты предо мной отчасти в долгу и должна за меня замолвить слово: ведь Господь ради грешного рода людского в чистое чрево твое вошел и Богоматерь в тебе нашел. Если бы людям грешить не случалось, тогда бы, конечно, не состоялось то, чем в счастливой своей судьбе ты вечную славу стяжала себе.