Избранник Евы

Влюбленный, боготворивший меня шут не чурался и даже наслаждался гадостями, которые говорил про меня. Была ли это защита от внутренней боли, от нереализованного чувства, или въевшаяся привычка поливать всех грязью, или какой-то другой вывих души — не знаю. Только напрасно я этому подонку подарила рукав на турнире. Впрочем, неотомщенной я не осталась.

Гости сумели утихомирить Избранника, когда от шута осталось только кровавое месиво. Взбешенный потерей любимой игрушки, герцог приказал арестовать Избранника. Я чуть не вывернулась наизнанку, собрала силы до последней капельки, чтобы колдовством спасти мужа от сурового наказания.

Жене Карла я подарила «чудодейственную» мазь, от которой волшебным образом загустели волосы. Из Бретани доставили уродца, которого и описывать не хочу. Ядовитостью речей он мог перещеголять Пандору. То, что в последующие века вызвало бы кошмарную оторопь, развеселило Карла и его придворных. (Уж лучше очереди и дефицит социализма!) Не осталось ни одного мало-мальски влиятельного дворянина из окружения герцога или его родни, который не стал на мою сторону и не дул в уши «божеству» в нашу защиту. Привлекла даже Сент-Поля, забыв о старой вражде и посулив ему чистокровного арабского скакуна потрясающей стати.

Я валялась у герцога в ногах… Распласталась на полу, обхватив его щиколотки, рыдала как безумная и вопила:

— Монсеньор, простите! Великодушный, солнцеподобный, богоизбранный, простите моего несчастного мужа! Я беременна! Не лишайте жизни отца моего младенца! Я не переживу утраты! Лучше уж извлеките из меня зародыш и убейте! Всех нас троих убейте! Монсеньор! На кого мне молиться, если вы отказываете в милости! О, как я боготворила ваш образ! Без его благости моя жизнь ничтожна. Дайте мне умереть!

— Встань, дура! — нехотя проговорил Карл. — Так и быть, прощаю.

Не знаю, что повлияло на его решение: мое колдовство, моя истерика, лесть или проклятия, напор жены или придворных — но Избранника выпустили из темницы.

Муж был поражен моим поведением, когда по дороге домой, в трясучей колымаге, гордо названной каретой, я набросилась на него. Стала задирать юбки и требовать немедленно овладеть мной:

— Скорее, мне нужно срочно забеременеть!

— Но, Евочка, — бормотал Избранник, стаскивая штаны, — это не так просто… Раньше у нас…

— Раньше не считается! Ты что? Не хочешь меня? — На секунду я оскорбилась.

— Безумно хочу!

Так, под жесткие толчки кареты с примитивными рессорами, и зародилась наша доченька. Не стану описывать свою беременность. Вот уж что не меняется в веках — так это биологическая тайна зачатия и вынашивания ребенка.

Мои чудесные способности естественно убывали по мере роста дочери. И опять мне не было жалко расставаться с ними в предвкушении Большого Чуда. Но, богатая старым опытом, я с ужасом ждала родов, часто плакала от страха или, напротив, испуганно каменела в предчувствии несправедливо тяжкого испытания.

Ну за что это мне, нам, женщинам? Красавицам и дурнушкам, королевам и свинаркам, колдуньям и простушкам, академикам и студенткам, умным, глупым, веселым, злым, жадным, добрым, толстым, худым, блондинкам, брюнеткам, алеуткам, китаянкам, русским, француженкам?.. Всем! Что мы натворили такого ужасного, чтобы пропускать нас через горнило нечеловеческого страдания? За что?». Хороший вопрос, как говорили в телевизионных передачах, виденных мною в Москве. Нет ответа, как сказал (по другому поводу) замечательный русский писатель Гоголь.

Буду жива — найду ответ! Я не из тех, кто верит в сказки и восхищается легендами. Я сама могу наколдовать так, что самый фантастический фильм покажется скучной байкой. Природа отдыхает на детях, не спорю. Природа долго отдыхала на моих пра-пра-пра-пра-бабушках, на Евах. Мамочка, прости, не обижайся! Только бы мне проскочить через горнило, не соваться в туннель будущего!

Такие мысли посещали меня в минуты оцепенения, наводившие страх на Избранника. Он боялся предстоящих родов не меньше, а, точнее, больше меня. Чудный мой! Он ничего не мог поделать, и поэтому его терзания нисколько не уступали моим и были совершенно паническими. Со свойственной ему потребностью — что-то делать, когда не знаешь, что делать, — к девятому месяцу беременности он свез в наш замок со всей округи полчища лекарей, повитух, знахарок и колдунов. На пятьдесят миль вокруг не осталось «врачебной» помощи. Даже у Карла Смелого муж позаимствовал шарлатана, лекаря и астролога в одном лице, который пытался возглавить «консилиум» и был посрамлен повитухами, умевшими принимать тяжелые роды, когда ребенок идет-рождается не головкой, а ягодичками. Пара-тройка вопросов на «профессиональную пригодность», и астролог быстро скис. Правда, вознаграждение все равно потребовал, по принципу — деньги вперед.