Избранник Небес

— Очень даже может быть. Именно вас, в виде исключения, может, и минует, — задумавшись о чем-то своем, печально отвел взгляд в сторону кардинал.

— Что-то случилось?

— Мое положение в Ватикане обязывает меня хранить молчание. Но, я полагаю, что понтифик сам вам все расскажет. И все же, мой друг, я бы вам посоветовал быть осторожнее с этой темой, а главное — поменьше прилагательных, характеризующих Творца, и ссылок на неканонические тексты. Хотя если уж не вам, то кому вообще под силу написать такую книгу, — сказал кардинал Костанцо голосом, в котором Шон почувствовал горечь утраты близкого человека.

Оставив ученого в полном неведении, он удалился быстрым шагом. Доктор Майлз вежливо поздоровался со святыми отцами. По задумчивому выражению лица отца Винетти он понял, что произошло что-то серьезное. С тех пор, как Шон видел Папу последний раз две недели тому назад, он потерял не менее пяти килограммов веса. Серый цвет лица говорил о пошатнувшемся здоровье.

— Поздняя осень — далеко не самое лучшее время для организма, уставшего бороться с болезнями на старости лет. Восемьдесят — это уже не шестьдесят и даже не семьдесят. Многие вещи, кажущиеся сами собой разумеющимися, приходится выполнять, прилагая в два раза больше усилий, — прочитав мысли ученого, первым заговорил понтифик.

Подняв с земли упавшую ветку широко разросшегося можжевельника, он продолжил:

— Вот даже теперь, прежде чем наклониться за веткой, я согнул перед этим ноги в коленях и занес левую руку за спину, чтобы не потянуть поясницу, хотя редко когда делал это раньше. Старость — упрямая вещь, и ей наплевать, что вы думаете по этому поводу. Она неумолимо делает свое дело, потому что Бог наделил ее такой силой.

— Да… — протянул отец Винетти, — уж она точно заставит с собой смириться кого угодно.

Остановившись перед пышно разросшимся кустом роз, которые садовник по ночам начал укутывать в мешковину, понтифик проверил упругость бутонов. Не отрываясь от осмотра других растений, которые ему явно все нравились, Папа сказал:

— Вот и вас, доктор Майлз, Господь наделил силой. Вы можете воспринимать метафизические, необъяснимые явления и с их помощью влиять на окружающий мир.

— Я думаю, это ненадолго. Я еще молод и вовсе не намерен вести жизнь монаха-отшельника, а, стало быть, легко подвержен всяким искушениям, из-за которых человек быстро теряет расположение Господа.

Папа лишь улыбнулся и продолжил:

— Несмотря на ваши сомнения, Он возложил на вас огромную ответственность.

Шон насторожился, почувствовав, что его подготавливают к принятию какого-то решения. Он посмотрел на падре, но вместо теплого взгляда наставника, встретил взгляд дипломата, пытающегося склонить собеседника к компромиссу.

Отец Винетти проводил с молодым ученым по двенадцать-четырнадцать часов в день в архиве Ватикана, и кто, как не он, знал, что Майлз пытается переосмыслить все произошедшее с ним за последние три месяца. Падре очень деликатно и ненавязчиво помогал ему смириться с потерей любимой девушки. Он не хотел загружать ему голову пространными философскими наставлениями, зная, что порой сказанные в нужный момент два-три слова оказывают гораздо больший эффект, чем двухчасовая лекция самого авторитетного психолога. По-отечески похлопав Шона по плечу, смотритель архива улыбнулся:

— Никогда не забывайте о том, что даже Всемогущий Бог, который может при желании превратить нас за долю секунды в космическую пыль, терпит зло, совершаемое демонами и людьми. И не потому, что мы Ему еще не успели надоесть, а ради высшего блага.

Наслаждаясь ароматом роз, Папа не пропускал мимо ушей ни единого слова, поэтому, когда Шон тихо произнес: «Кто знает, что на самом деле скрыто за этими двумя простыми словами», — он сразу ответил:

— Высшее благо — это, прежде всего, свобода воли. Это когда вы смело можете сказать мне прямо в лицо, не задумываясь о последствиях: «Я тут, знаете ли, собрался с отцом Винетти на рыбалку и даже красных червей в вашем саду накопал. А литровую бутылку „Кьянти“ с пармезаном, ветчиной и свежими овощами горничная уже положила в плетеную корзину для пикника. Поэтому вы меня, конечно, извините, Ваше Святейшество, но при одной только мысли о том, как будет изгибаться в моих руках удочка, сопротивляясь крупной золотой форели, мне уже хочется вас послать вместе с этой стервой дьявола куда подальше».

Доктор Майлз залился краской, а понтифик и падре взорвались старческим надломленным смехом. Два мудреца, оставившие за плечами девять десятых от выделенных им Господом дней, живо представив себе эту картину, смеялись, как подростки, которым рассказали свежий анекдот. Прошло не меньше полминуты, прежде чем они успокоились, и Шон задал вопрос, на который не смог ответить Марте, поскольку сам оказался в схожей ситуации.

— Странно, но до недавнего времени я именно так и думал. Однако о какой же свободе воли может идти речь? Разве меня кто-то спрашивал, хочу я быть избранником или нет? Или, может, кто-то спрашивал Марту, хочет ли она стать матерью Антихриста?