Александр вдруг увидел… себя; странно видеть сверху и одновременно понимать, что это ты сам. Он у реки с чёрной водой; унылый берег, заросшей асфоделью — цветком смерти. Вокруг сумрак. Так бывает только у Стикса — «реки мертвых, огибающей царство Аида девять раз, куда солнце никогда не заглядывает». Ага, вот и Харон, мрачный лодочник с длинной нечёсаной бородой. Неужели за ним?
Александр услышал, как его окликнули. Оглянулся, увидел Диогена, с кем разговаривал в Коринфе.
— Встретились снова, царь и киник, — беззаботно произнёс философ. — Я тоже надумал умирать.
— Помнится, ты искал Человека. Нашёл?
— Нет. Я плохо искал, как и ты счастье. Можешь не говорить — счастье доступно добродетельному человеку, а от тебя исходило зло.
Диоген говорил отрешённым голосом, словно убеждал себя:
— А я счастлив с того дня, как познал философию, потому что не видел необходимости приспосабливать мир под себя. А философом стал, когда в себе самом обнаружил недостатки, а ты, как стал царём, свои недостатки умножил. Я искал Человека, а ты убивал его в себе и страдал, и заставлял страдать людей. Ты хотел разговаривать с богами, забыв, что философия возвышает человека до бога. А я тебе говорил, что, когда цари философствуют, мир благоденствует. Теперь ты понял, что только сумасшедший желает завоевать весь мир?
Он показал на реку.
— Смотри, Харон приближается. В лодке одно место для перевоза. Если хочешь, возвращайся и продолжи свою войну с Ойкуменой. Ты же её ещё не покорил?
— Нет. Я с Хароном; у меня и обол* припасён, расплатиться. Сыну бога нет места среди людей.
В Вавилоне стоял ясный солнечный день. Неожиданно люди разглядели на горизонте тёмное пятнышко. Пятнышко, разрастаясь в размерах, стремительно приближалось. Вскоре над городом беззвучно проплыло серебристое облако, формой похожее на огромный щит. Люди завороженно наблюдали, как внутри небесного чуда проблескивали разноцветные огни. «Щит» завис над Вавилоном, переместился в сторону моря, а затем метнулся к царскому дворцу и остановился над покоем, где умирал Александр. От низа «щита» на дворец упал широкий столб света, нестерпимый для глаз. Несмотря на это люди со страхом наблюдали, что будет дальше.
Свет упёрся в купол дворца и скоро погас, и тотчас посреди дня наступила ночь. А когда мгла рассеялась, «щит» исчез, и кумиры* в ближайших храмах заколебались, словно в землетрясении…
ОТ АВТОРА
Александр Македонский умер, по утверждению античных авторов, в один день с Диогеном на двадцать восьмой день месяца Дайсий (11 июня) 323 года до н. э. Из тридцати трёх лет жизни царствовал двенадцать лет и восемь месяцев. Сын царя Филиппа не стал богом и всё равно обрёл бессмертие…
Тело Александра, забальзамированное по ассирийскому рецепту — в меду горных пчёл, пролежало во дворце Навуходоносора одиннадцать дней. Но с первого дня, когда труп ещё не остыл, в дальних комнатах происходили вооруженные схватки за раздел власти между македонскими военачальниками и «чужаками», азиатами-инородцами, успевшими добиться почётного места под «солнцем» Александра…
На двенадцатый день бывшие друзья, боевые товарищи царя, спохватились; каждый под благовидным предлогом стремился завладеть божественными останками, чтобы перенести в пределы своего влияния как бесценный залог непоколебимости власти.
Птолемей оказался проворней остальных: с секретностью и осторожностью забрал тело, чтобы перевезти в Александрию Египетскую. Пердикка, не из уважения к памяти друга-царя или по велению нравственного долга, а ради собственного возвеличивания, пошёл на противодействие. Бросился преследовать траурный обоз. Птолемей велел изготовить куклу, похожую на Александра; ее, убранную царскими одеждами и дорогими похоронными покровами, на украшенных серебром, золотом и слоновой костью носилках водрузили на одну из персидских повозок. А тело покойника провезли окольными путями без пышности. Пердикка понял подлог слишком поздно, когда дальнейшее преследование показалось бессмысленным.
Мать Александра, царица Олимпиада, узнав, что сын долгое время лежал без погребения, горестно произнесла: «Моё дитя стремилось разделить участь богов-небожителей, а ему отказали в том, что получают все люди на земле — в могиле».
Осиротевшей Империей Александра вначале управлял Пердикка. Остальные полководцы, прибрав под своё управление войска и области, где они на тот момент стояли, не возражали подчиняться ему как обладателю царского перстня. Позже между бывшими единомышленниками и друзьями начались неизбежные распри, каждый пожелал заполучить больше, чем имел. В итоге Македония и Греция достались Антипатру и Кратеру, Египет и Ливия — Птолемею, Памфилия, Ликия и Фригия — Антигону, Фракия и Вифиния — Лисимаху. В последующих за разделом Империи Александра Великого длительных междоусобицах их владения делились, присваивались, разорялись. Почти никто из них не завершил жизнь в старости…