Известие о падении Фив застало Грецию врасплох. По лицам отчаявшихся беженцев греки поняли, что им самим ожидать от нового македонского царя при неповиновении. Выжившие чудом фивяне, потерявшие всё, кричали: «Нет больше Фив! Македонянин разрушил наше отечество!» В растерянных душах приютивших их граждан рождались смятение и животный страх перед неминуемой расправой. Ужас расползался по греческим городам мрачной тучей по осеннему небосводу — неизвестно, где разверзнется молниями да громами…
Жители Элиды*, недавно изгнавшие всех приверженцев Македонии, уговаривали их вернуться, обещали возместить убытки за унижение, притеснения и расхищенное имущество. Отряд пехотинцев-гоплитов, сформированный из граждан Аркадии и направленный в поддержку восставшим Фивам, развернулись в обратную сторону. А дома воины потребовали осудить и предать казни сограждан, кто отправлял их воевать против Македонии.
Посланцы греческих городов, за исключением Спарты, поспешили в Пеллу, чтобы засвидетельствовать преданность царю Македонии. Их принимали, внимательно и по-доброму выслушивали, прощали без условий и последствий. Не торопились афиняне, по-видимому, выжидавшие, что по отношению к ним предпримет Александр — состояние войны или мира. В Собраниях, что созывали афиняне, чуть ли не каждый день, терялись в догадках, как относиться к преемнику царя Филиппа. По этому поводу он со смехом высказывался перед Гефестионом:
— В Фессалии, где я сражался со знаменитыми отрядами всадников, Демосфен называл меня мальчишкой. Узнав о победах на Балканах, мой ненавистник объявил меня юношей. После Фив надеюсь услышать признания мужчиной.
Поразительные успехи Македонии в разгроме иллирийцев и трибаллов, потом ещё уничтожение Фив чувствительно повлияло на расстановку сил в Греции, особенно на гегемонии Афин, до сих пор могучей сухопутной и морской державы. История противостояния афинян с Фивами никогда не доходила до полного разгрома не менее сильного противника. А в данном случае приходилось считаться с полуварварской страной, называемой Македонией, и малоизвестным юношей с потрясающими воображение амбициями. На поклон к «македонишке» идти не желали, в то же время чувствовали — промедление смерти подобно, при этом слабо надеялись, что опасения их беспочвенны. Так не трудно потерять лицо граждан религиозного и культурного центра Эллады. Лишь сторонники Демосфена из навязчивой ненависти не унимались в призывах к афинянам и остальной Греции воевать с Македонией, не представляя себе неизбежных трагических последствий. По этим причинам афиняне не спешили в Пеллу.
Пока афинские ораторы призывали к войне или миру с Македонией, паника среди населения поднималась большая. Из окрестных поселений в Афины прибывали крестьянские семьи со скотиной, птицей и домашним скарбом. Под надзором военных строители спешно заменяли в городских стенах разрушенные камни и блоки, укрепляли сторожевые башни. Из государственного арсенала в Акрополе ополчению раздавалось оружие, ветераны натаскивали новобранцев боевым действиям и приёмам, что годится при защите города. Но чтобы выработать окончательное решение по судьбе Афин, в условиях чрезвычайной ситуации созвали народное Собрание…
Первым речь держал сын рыбака Демад, известный тем, что в сражении с македонянами при Херонее попал в плен, но мудрыми беседами с царём Филиппом сумел получить свободу. Потом ещё убедил отпустить вместе с ним два десятка пленных афинян. После этого случая Демад укрепил расположение Филиппа к себе, получал от него подарки и деньги за противодействие антимакедонской позиции Демосфена. И на этот раз Демад остался верен себе.
— Афиняне, — убеждал он сограждан, — беда, настигшая нас, произошла не по вине сына Филиппа, а наших недальновидных политиков! Я скажу больше, из-за личной вражды и ненависти ко всему македонскому и Александру они поставили под удар всех афинян.
Дальше оратор говорил, что нужно исправлять ошибки, начав с того, чтобы отправить посольство в Пеллу. В какой-то мере покаяться и настаивать на мирном договоре, но не заявлять о войне. Это опасно и преступно. Но посылать к Александру нужно людей ответственных, в обхождениях с царями привычных.
Демад возвысил голос, и шесть тысяч народных заседателей со вниманием затихли:
— Теперь разберёмся, нужно ли Афинам осуждать Александра за то, что он разрушил Фивы? Наоборот, мы благодарны за то, что у Афин нет врага, с которым афиняне всю жизнь выясняли отношения! Нет Фив — нет проблем для афинян на всём пространстве Греции!
Он обвёл глазами амфитеатр.
— Нам за это проклинать Македонию и её царя?
Возгласы одобрения волнами пробежали по рядам. Речь возымела такой успех, что Демосфен отмолчался, сидел с мрачным лицом. Опасался привлечь к себе излишнее внимание за чересчур настойчивые призывы к войне; и чтобы не потребовали наказать его за недавние заверения, будто Александр мёртв. Хотя его сторонники попытались переломить ход Собрания.