Избранник ворона

Вдруг он чихнул, да так оглушительно, что на него оглянулись и запасные игроки, и болельщики. Он уткнул нос в толстый шарф.

«Однако этак можно и дуба дать... Пойду-ка я, отогреюсь в какой-нибудь кофеюшке, подойду снова через часик. Будет дома – прорвусь, не будет – подожду еще...»

Он направился к дому. До расчищенной дорожки, тянущейся вдоль дома оставалось шагов десять, когда из-за поворота, светя фарами, выкатил темный автомобиль и остановился возле Таниного подъезда. Сердце екнуло, и Нил замер. Салон автомобиля осветился уютным желтым светом, за рулем, без шапки, в чем-то белом и пушистом на плечах, вполоборота к нему сидела Таня и что-то говорила сидящему рядом пассажиру в мохнатом башлыке. Распахнулась дверца, и он услышал обрывок Таниной фразы:

– ...отгонять не буду – не угонят. Из-за дверцы выглянула голова пассажира – и оказалась головой пассажирки. Нил с облегчением выдохнул, но тут же застыл с раскрытым ртом. Рядом с темными, глянцевито поблескивающими «Жигулями» стояла Линда.

Он вжал голову в поднятый воротник и зашагал прочь.

<Я и понятия не имела, что он разыскивает меня. Вообще, с тех пор, как в мою жизнь вошел Павел, я почти не вспоминала о Ниле. Думаю, если бы мне удалось удержать Павла – то и совсем забыла бы... Не дали. А мне так хотелось нормального бабьего счастья – хороший муж, хороший дом, хорошие дети Только я не сумела вовремя понять, что такое счастье – не для меня.... Они такие разные – Павел и Нил, Один – цельным, ясный, гармоничный, обретший себя с самого рождения. А другой – многослойный, весь из оттенков, переходов, противоречий, всю жизнь собирающий самого себя, как большую головоломку. Аполлон и Дионис – в ницшеанском смысле... А о Ниле мне напомнила Линда. Всего за день до того, как он увидел нас вместе. В моем дворе. Встретились мы случайно – если вообще допускать существование случайностей в этом мире. Я возвращалась в город, ночью у шефа был большой прием на даче, а с утра мне предстояли дела в Москве. Доехала до Кольцевой – и вдруг прямо передо мной на дорогу выскакивает и лезет чуть не под колеса какая-то ненормальная. Босая, без шапки, в шубе нараспашку. Я едва успела затормозить, а она стоит в свете фар и не шелохнется. И тут я узнаю в ней Линду... (Прим. Т. Зохаржевской)>

X (Ленинград, 1981)

Домой он возвратился в седьмом часу утра, проведя бессонную ночь в созерцании черной пустоты, проносящейся за окном сидячего вагона. В квартире было темно, тихо, где-то за дверью кто-то похрапывал. Нил на ощупь, не врубая электричества, прошел коридор, и щелкнул выключателем лишь на кухне. У окна неподвижно стояла Хопа.

– Привет! – сказал Нил. – Что в темноте сидишь?

– Да так, – тихо отозвалась она и провела рукавом по глазам.

Нил был потрясен: плачущая Хопа – это вам не плачущий большевик, такого ни в каком музее не покажут.

– Ты что? – растерянно спросил он. – Что-нибудь случилось? – Ничего. – Она отняла от груди помятый листок бумаги, протянула Нилу. – Будь другом, прочти вслух.

– Надо ли? Это, наверное, что-нибудь личное.

– Надо. Чтобы я поверила, что мне не примерещилось.

Он развернул сложенный втрое желтый линованный листок, посмотрел на аккуратные округлые буквы с непривычным левым наклоном;

"Вашингтон, 11.11.1981 Дорожайшая Леночка!