Избранник ворона

Уже стемнело, но тропка, по которой шел Нил, была видна хорошо — как ему объяснили, если идти по ней, никуда не сворачивая, упрешься в пологий песчаный берег Он миновал перелесок, край огорода, еще перелесок и очутился на широком лугу. Впереди, над озером, клубился туман, а справа, совсем рядом с тропинкой горел костер, и виднелись вокруг него черные человеческие фигуры Нил вжал голову в плечи и замедлил шаг Ему захотелось повернуть назад — встреча с местными, о чьих диких нравах особо предупреждали на собрании, да еще одному и почти ночью, в его планы не входила.

«Ладно же, — упрямо подумал он, — хватит труса праздновать! Сберкнижку завести испугался, теперь вот аборигенов испугался! Назло вот пойду!»

Он решительно двинулся к озеру, но через десяток шагов горько об этом пожалел: от костра донесся грубый, нетрезвый голос:

— А ну, кто там шляется? Тебе говорю! Стой, а то хуже будет!

Нил развернулся, изготовившись бежать, но тут его с ног до головы залило светом мощного армейского фонарика.

— Стой, студень вшивый! — крикнул тот же голос, но тут же вмешался второй голос, знакомый и в данную минуту несказанно родной:

— Коль, погоди, не ори, это вроде свой… Баренцев, ты? Подай голос!

— Витя! Витя! Я это, я! — прокричал Нил, сбившись под конец на фальцет.

— Так иди сюда! — отозвался Васютинский. — Не бойся, ребята хорошие, старые мои кореша.

— Я и не боюсь! — мгновенно осмелев, заявил Нил и двинулся к костру, одна из фигур поднялась ему навстречу.

— Мужики, рекомендую, Нил Баренцев, главный, можно сказать, друган в нынешней моей жизни, — Васютинский качнулся к Нилу, неожиданно крепко сжал его в объятиях, увесисто хлопнул по спине и запечатлел на щеке пьяный мокрый поцелуй. — А это вот, знакомься, Женя, Вася, Коля.

Парень с гармошкой на коленях слегка кивнул. Двое других даже не пошелохнулись.

— Садись, в ногах правды нет, — сказал гармонист, и Нил послушно сел на край длинного бревна, рядом с Васютинским.

Воцарилось долгое, тягостное молчание.

— А что, малой, винца нашего не хлебнешь? — неожиданно спросил самый крупный из мужиков.

По грубому голосу Нил узнал того, кто первым окликнул его и так напугал.

— Хлебнет, Коля, обязательно хлебнет, — подхватил Васютинский, не давая Нилу и рта раскрыть. — Я ж говорю, парень свой в доску. Я ему даже трубочку свою уступил…

Коля наклонил туловище, и Нил заметил в ногах у него два ведра. Коля зачерпнул из обеих и с едкой улыбкой протянул Нилу две кружки. Нил взял их, поднес одну из них ко рту.

— Да не с этой начинай, — сказал Коля. — Это вода, для запивки.

Нил приблизил к себе вторую кружку, нюхнул и страшно скривился.

— Это что? — спросил он, чувствуя, как побелели губы.

— Ты не нюхай, ты пей давай, не в театр пришел! — прикрикнул грубый Коля. — Аль кишка тонка?

— Диколон это тройной, — подхихикивая, пояснил мужичок, сидящий между гармонистом и Колей.

— Давай, Баренцев, нос зажмурь и залпани. И сразу водички, — горячо зашептал Васютинский. — Не посрами честь Альмы, нашей матери.

Нил зажмурился, в два стремительных героических выхлеба осушил кружку и жадно пригасил водой вспыхнувшее в горле и пищеводе едкое пламя.

— Для городского сойдет, — похвалил Коля, отобрал у Нила кружки и тут же зачерпнул ими из ведер. — Пока никто не желает? — спросил он и, не дождавшись ответа, мгновенно влил в себя обе кружки.

— А не в очередь? — встрепенулся мужичок, говоривший про «диколон».

— Кто не в очередь? — грозно надвинулся на него Коля. — Ты на кого тут, тварь, тявкать удумал?! — Да ладно вам, — примирительно сказал гармонист. — Добра много, на всех хватит.

— Именно! — подхватил Васютинский. — Давай-ка, Жека, изобрази нам что-нибудь этакое. А ты, Коля, черпани и мне, а то в горле пересохло…

Жека приладил на плечо ремень и с громким «Е-ех!» растянул меха:

Ox, изменит мне Матрешка,
Раскрасавица душа!
Только ты, моя гармошка
Нежным звоном хороша!

— Ты прощай, моя родная, —

визгливо подхватил мелкий мужичонка:

Уезжаю в Азию
Может быть, в последний раз
На тебя залазию!

— Люди пудики срывают,

Нам полпуда бы украсть.
Люди цепочки ломают,
Нам в готову бы попасть! —

монотонно прохрипел Коля вслед за ним. Настал черед Васютинского:

— Что за юбочка из ситца,
А под юбочкой — ларек.
Разрешите попроситься
На усиленный паек!

Все это время Нил, понимая, что и здесь придется поддерживать честь родной «альма-матери», лихорадочно вспоминал хоть одну пикантную частушечку, но вспоминалась только какая-то детсадовская фигня. Валентине Терешковой за полет космический… И только когда Васютинский ткнул его в бок локтем, само собой вспомнилось:

Мы с приятелем вдвоем
Работали на дизеле.
Я ушел, и он ушел,
А ночью дизель с…